Колька сам вел лодку. Тихо переговаривался с Федором.
— Ты пустым голову не забивай. Езжай спокойно. Я все оформлю, сделаю, как надо. Торопись. Отец в жизни — один. Это жен менять можно. А родители — от Бога, — впервые без шуток заговорил Никитин. И продолжил: — Там в чемодане у тебя — осетровая икра. Старику твоему — от нас. Рыба — собственного копчения. Сам знаешь. Ну и грибов белых, соленых, Фелисада от себя отцу положила. Так ты не забудь угостить его.
Когда проезжали мимо скалы аистов Килька завернул к берегу на несколько минут. Попрощался с птицами, пообещав вернуться через месяц Когда подъехали к селу, Никитин предложил
Кильке попрощаться с Дарьей на месяц.
Пусть ждет. Чтоб не думала, будто ты насовсем уехал, — предложил Федор.
Мне что — делать нечего? — буркнул Килька, но из лодки вышел.
— Дай телеграмму отцу, что едешь. Прямо с почты! Она его поддержит. И авось дождется воспрянет мужик, — предложил бригадир.
Вдвоем они поднялись по берегу в село. С Никитиным здоровались и стар и мал. А Кольку не узнавали. Ему даже обидно стало.
На почте Кильку приняли за начальство. И только по голосу и смеху еле признали в нем лесоруба с Бабьего омута.
Телеграмму приняли, отстучали тут же в Якутск. Позавидовав мужику, что едет в отпуск на материк, пожелали счастливого пути.
Ну что зайдем на минуту? — подтолкнул Федор Кольку, когда они поравнялись с домом Дарьи
Зачем? Если нужен дождется. А коли не суждено судьбу не проведешь. Ну что я ей скажу? Уезжаю! Какое ей дело? Для такого
Для такого визита, сам знаешь, нужна уверенность.
А ее нет.
Пошли. А то мы здесь слишком задержались у ворот. Вон, все село уже вылупилось. Ждут Как в
цирке: войдем иль нет. Пошли в лодку — потащил Никитина к берегу.
Они быстро спустились по склону и услышали за плечами громкий срывающийся на плач голос
— Коля! Колька! Подожди!
По спуску бежала раскрасневшаяся Дарья Раскинув руки, не скрывая слез, не обращая внимания ни на кого, она кинулась к Кильке, обвила руками шею, прильнув мокрым, горячим лицом к его щеке.
— Не уезжай! — заплакала горько.
Колька стоял обалдевший, растерянный. Он не шал, куда девать себя, свои руки.
Никитин отвернулся, сделав вид, что ничего не замечает, не знает.
— Возьми меня с собой, — заглянула Дарья в глаза просяще.
— Я вернусь. Я ненадолго. Через месяц приеду, — впервые не нагрубил, не обозвал, не оттолкнул девчонку от себя.
— Я не могу без тебя! — прижалась Дарья к Николаю так, словно хотела срастись, раствориться в нем.
Килька видел девчонку всякой. Испуганной и веселой, задумчивой и равнодушной. Но вот такою, как сейчас, — никогда.
Дарья не отпускала его от себя. И, не стыдясь никого в свете, сама заговорила о любви. Призналась первой.
— Немного подожди. Отец болен. Мне надо спешить к нему.
— Возьми меня с собой, — просила Дарья.
— Не теперь. Не сейчас. Подожди меня.
— Через месяц? Это так долго! Мне совсем плохо будет, если обманешь и не вернешься, — не отпускала Дарья.
— Он не брешет! Это надежно! Ему клепали на уши! Он не подлец! Ты верь ему! — встрял Никитин, заметив, что Килька обнял девчонку.
— Силен ты, Килька, устоял. Я бы взял! Хорошая она у тебя. И верить ей стоит. Она дождется. Лишь бы ты не забыл ее.
Машет с берега девчонка платком. Заодно и слезы им вытирает. Ждать надо.
Глава 3. БРИГАДИР
Никитин возвращался на деляну один. Закупил в магазине курева на всю бригаду, спичек и мыла, кулек пряников для Фелисады, грузинского чая — Ваське, мятную зубную пасту — Митеньке, самую большую слабость человека, банку халвы — одноглазому Лехе, душистый вазелин — Сереге, чтобы руки не кровоточили, остальным — носки да жидкость от комаров. Кажется, ничего не забыл, никого не обошел вниманьем своим.
Вроде всего понемногу взял, а два полных рюкзака получилось. И ничего лишнего.
Да и куда деваться? Как не прячься мужики от людей, жизнь свое берет и приходится когда-то выходить из тайги. Хотя не всегда есть на это время и желание.
Никто из лесорубов не любит покидать тайгу, свое урочище. Терпеть не могут чужих людей. Отвыкли от их вида, голосов. Не терпят общенья с приезжими. Потому и начальство, понимая это, не задерживается у них надолго. Не более чем на полчаса. На большее не рискуют. Лесорубы начинают нервничать. Оно и понятно. Привычный свой уклад менять не хотят.
Нелегко и непросто привыкнуть к тайге. Отойти от прошлого, от друзей и родни, от домов и квартир, от привычных условий. В тайге человеку приходится надеяться лишь на себя самого.