Мужики сидели, опустив головы. Курили молча. Да и что добавишь к услышанному?
— Мать в тот же день от сердечного приступа умерла. Как написала сестра, хорошо, что не мучилась. Да и что за жизнь у нее была бы, сплошной укор и наказанье.
— Ну, а этот гад цветет и пахнет до сих пор? — спросил горбатый Митенька.
— Андрей женился вскоре после того, как меня в психушку забрали. На дочери секретаря обкома. Тот его не медля к себе в аппарат забрал. На хорошую должность. Квартиру дал. Всем обеспечил. Кроме главного. Новая жена, по слухам, бесплодной оказалась. Поначалу лечилась на всех курортах. Да не помогло. Она надежду потеряла. Пить стала. Сначала дома, понемногу. А потом и вовсе опустилась. Где пьянство, там и все остальное. Терпел он пять лет. Приводил, привозил, поднимал ее из-под заборов и канав. Потом бить начал. Не помогло. Жена борзеть стала, поволокла из дома вещи на пропой. Он ее к отцу приволок. А тот вроде бы и сказал, что никому свою дочь силой не навязывал. Отдал в жены чистой девушкой. А раз Андрей сумел испортить, распустить, пусть теперь мучается…
— Так ему и надо! — вырвалось у Федора.
А Фелисада, глянув на него, ответила:
— Сама я во всем виновата. Отца с матерью не послушалась. В любовь поверила, как в судьбу. А она что? Короткая сказка. О жизни не подумала. Когда спохватилась — поздно. Все потеряно. И ничего, никого уже не вернуть… Я давно его простила. Зачем свой грех и дурь на чужие плечи взваливать? Да и Андрей не ушел от судьбы. Все сполна получил, как и полагалось, — выдохнула колючий
комок, застрявший в горле, и, уставившись на догорающие в топке угли, умолкла.
За палаткой лил бесконечный, промозглый дождь. Он хлестал по брезенту тугими струями, шелестел по стеклу тусклых окошек, сквозь которые начал пробиваться рассвет.
— Заговорились мы. Так и не отдохнули, не выспались из-за меня. А ведь ночь кончается. Как работать будете? — виновато оглядела мужиков Фелисада.
— Да уж какая работа? Ты глянь, что в тайге творится. Туда не только нынче, еще дня три нос не высунешь. Все развезло. Да и то, сказать надо правду, почти полгода без выходных работаем. Надо и дух перевести когда-то. Пусть вынужденным, отдыхом воспользоваться. Попытаться и выспаться. Не то завшивеем мы здесь, — успокоил Никитин женщину.
— Тогда я завтрак начну готовить, — встала Фелисада.
— Там у нас за палаткой десяток осетров лежит. В ящиках. Подсолены. Их на сковородку — и все в порядке. Готовая жратва. А хлеба от ужина осталось много. Не одолели. Так что не переживай. Все без мороки, успеется. Отдохни еще, — предложил бригадир.
— С Андреем-то что стряслось? — подсел поближе к Фелисаде Митенька.
— Руки на себя наложил. Благоверная заразила венерической болезнью. А ее отец в этом обвинил не дочь, а зятя. И выкинул отовсюду. Да с таким позором и оглаской, что оставаться в живых, видимо, не смог. Силенок не хватило пережить. А начинать заново — поздновато было. Но перед тем написал письмо в психушку, где меня Держали. Сознался во всех своих грехах. И попросил отпустить меня на все четыре стороны. Врачи так и сделали. Вызвали меня поутру, потолковали немного. Посмеялись над прошлым, поругали Андрея, отдали его письмо и выпустили за ворота. Дальше вы все уже знаете…
— Отчего ж в деревню не отправили? К сестрам, братьям?..
— Хватило с них горя из-за меня. Зачем добавлять? Я была их мечтой и надеждой. Их гордостью. Придуманной сказкой. Да только верить в них взрослым никак нельзя.
— А может, сказка не досказана?
— Куда ж еще страшнее? — испугалась, перебив Никитина, Фелисада.
Она вскоре принялась чистить рыбу, а мужчины вышли наружу глянуть, где и как сообразить на зиму жилье для поварихи.
Решили расширить балок. Углубить его. Утеплить опилками и землей. Изнутри обшить все досками. Сделать полки и стеллажи для продуктов. Смастерить печь побольше, и когда все будет готово — переселить Фелисаду.
Дождь еще не закончился, когда Никитин, сев за бульдозер, принялся готовить жилье для поварихи.
Мужики носили доски, горбыль. И через пару дней жилье для бабы было готово. Его назвали теплушкой. Да и то, сказать нелишне, постарались люди. Сделали все возможное. Потолок, стены и пол сплошь дощатые. Два оконца пропускали достаточно света. Двери закрывались плотно, наглухо. Без скрипа.
Соорудили прочный стол. К нему под бок лавку поставили. Подумав, сбили топчан. Все ж лучше раскладушки. И, расстелив матрац с одеялом, позвали Фелисаду.