Февральская революция застала Михаила Александровича в Гатчине. Император Николай II отрекся от престола за себя и за сына в пользу Михаила. Отрёкшийся Император направляет брату телеграмму:
«Петроград. Его Императорскому Величеству Михаилу Второму.
События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Остаюсь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники.»
Михаил на троне пробыл ровно сутки: с половины 2 марта до половины 3-го. Эти сутки он находился в Петрограде, в квартире своего друга, князя Путятина, на улице Миллионной. Там 3 марта Михаил подписал следующее заявление, согласно которому готов был принять престол:
«Тяжкое бремя возложено на Меня волею Брата Моего, передавшего мне Императорский Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнений народных.
Одушевленный единою со всем народом мыслию, что выше всего благо Родины нашей, принял я твёрдое решение в том лишь случае восприять Верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном Собрании, установить образ правления и новые основные законы Государства Российского.
Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа.
То есть, строго говоря, от Престола он не отрекался.
После Февральской революции, до октября 1917-го семья жила в Гатчине под домашним арестом. Впрочем, для Великого Князя Михаила это были, может быть, счастливейшие дни в жизни: он всегда мечтал только об этом — спокойно жить со своей семьёй.
Михаил Александрович добровольно передал усадьбу «Брасово» крестьянам. Дворец со всем содержимым был национализирован и перешел в ведение волостного Совета. Архивы свидетельствуют, что весной 1918 года оттуда в Народный комиссариат имуществ Республики поступило предложение отдать вагон серебра за 10 вагонов хлеба. После длительных переговоров с брасовскими ходоками комиссариат согласился в обмен на серебро выделить лишь вагон хлеба.
Станислав Юлианович Жуковский. Малая гостиная в имении Брасово. Фотография с сайта commons.wikimedia.org
В Москву прибыло 16 ящиков с серебром: более тысячи изделий, составляющих одну из наиболее крупных и художественно значимых коллекций в России. В семнадцатом ящике, как указано в документе, находились «иконы» — серебряные оклады и предметы церковного обихода, подчас украшенные драгоценными камнями. В описи подробно перечислялись блюда, кубки, чашки, тарелки, ложки, солонки, сахарницы, соусницы, вазы, молочники, подсвечники, кастрюли, наборы ножей, украшения. Большинство предметов являлись произведениями прикладного искусства, созданными мастерами Нюрнберга, Ауссбурга, Гамбурга, Лондона, Парижа, русских фирм Сазикова, Овчинникова, Губкина, Орлова, Николаева, Фаберже. Многие из них были исполнены по рисункам и эскизам знаменитых художников — Витали, Клодта, Лансере, Борникова, Быковского…
В Брасовском дворце, как уже сказано, находились и другие исторические и художественные ценности. Когда-то Наталья Сергеевна писала мужу о «портретах предков» (вероятнее всего, о портретах Романовых, принадлежавших, как правило, кисти именитых художников), а также восхищалась тем, что во дворце «каждая комната лучше другой, это прямо музей». В мае 1918 года в Брасово командируются специальные эмиссары. В архиве есть их удостоверения — это художники А. Т. Матвеев и П. С. Уткин, которым предстояло оценить и отобрать произведения искусства. С ними прибыл еще агроном И. А. Малахов, чтобы организовать в Брасове сельскохозяйственную школу. Именно на этих условиях волостной Совет соглашался отдать художественные предметы. Описей того, что эмиссары привезли в Москву, в архивах пока не обнаружено: либо они не сохранились, либо лежат в закрытых фондах. Однако по косвенным упоминаниям можно сделать вывод, что брасовские ценности поступили в специальные хранилища Государственного музейного фонда, которые размещались в подвалах Румянцевского и Исторического музеев.