И со смехом шлёпнула по ладони, как бы невзначай скользнувшей вверх по бедру, под рубашку.
– Да ты что? Не знал.
Егор с сожалением убрал руку и потянулся к подносу. На ножку подруги – шелковисто-гладкую, открытую значительно выше, чем позволяли приличия – он старался не смотреть. В самом деле, кофе горячий, не приведи Лес, ошпарит…
– Точно-точно. На факультете говорили, что папа нарочно её к нам пристроил, чтобы снабжать его самой свежей информацией для своего шоу. Только она ничего такого и в мыслях не имеет. Девчонка совершенно сумасшедшая – раньше занималась экстремальными видами спорта, ну и у нас, вместо того, чтобы учиться, собрала кучку таких же больных на всю голову. Знаешь, что они затеяли?
– Ну?
– Ни за что не поверишь. Майка – так её зовут, – задумала пролететь на параплане от ГЗ до Поляны Серебряный Бор. Презентация проекта проходила у нас в библиотеке, так что я всё слышала. Позавчера… нет, три дня назад должны были попробовать.
– О, как! – он от удивления выпрямился, чуть не опрокинув поднос. – А я вот пропустил… Стоп, а как же пластиковая плесень? Современные парапланы – сплошь синтетика, нанонити и микрочипы. Это добро в Лесу и четверти часа не протянет, скиснет.
– Майкин отец не только профессор, он ещё миллионер. В дочке души он не чает. Выделил на её забавы столько, что она скупила у братеевцев весь паучий шёлк, произведённый за три месяца. Из него и заказали параплан, то ли в Англии, то ли в Швейцарии, не помню.
– Паучий щёлк? – Егор уважительно присвистнул. – Солидно… Впрочем, это им не сильно поможет. Не знаю, как с Эл-А на высоте, может, там она, правда, не действует. Но если девчонка не дотянет до Поляны и приземлиться – край, через час кони двинет, и никакие пилюли не спасут. Она что, совсем отмороженная?
– Совсем. А ещё у неё полный иммунитет.
– Вот уж действительно: дуракам везёт…
– …мне сообщают, что наше время подходит к концу. О том, что случилось в Сан-Паулу и Токио мы поговорим в следующем выпуске «Слова для Леса и Мира». А сейчас – сводка погоды и новости…
II
Мало кто из тех, кто в прежние, доприливные времена проезжал по улице Ходынка, догадывался, что в глубине дворов, прячется эдакая архитектурная диковина. Её не было на детальнейших ГУГЛ- картах, и даже от всевидящих глаз спутников-фотографов постройку скрывали густые кроны деревьев, заполонивших двор.
В этом смысле Зелёный Прилив мало что изменил. Деревья вокруг стали выше и кряжистее, появилась вьющаяся растительность вроде вездесущего проволочного вьюна и древолиан; пятиэтажки по соседству превратились в руины, а то и в холмы строительного мусора, заросшие лишайниками и малиной. Но сама двухэтажная постройка, похожая на башни старинных крепостей не только архитектурными деталями, но и толстенными, полутораметровыми кирпичными стенами, совсем не пострадала от мятежной флоры, в одночасье покончившей с гигантским мегаполисом. Разве что разглядеть её стало ещё труднее – ну так и раньше строение интересовало, разве что, дворников, держащих там свой нехитрый инвентарь, да местных алкашей, облюбовавших его для своих посиделок.
– Что здесь раньше было, не знаешь? – Виктор поворошил в камине кочергой и уселся, вытянув к огню ноги. Дремавший возле его кресла крупный рыже-бурый пёс пошевелился, приоткрыл один глаз и, не найдя поводов для беспокойства, снова засопел.
– Какие-то путейские службы, ещё с дореволюционных времён. Диспетчерская, или ремонтная контора… – лениво отозвался Сергей. – Правда, на МПСовских планах башни нет – мы специально узнавали, когда решили оборудовать здесь постоянную базу.
– Я, честно говоря, иначе её представлял. – признался Виктор. – Ну, когда вы с дядей Вовой предложили мне стать смотрителем Норы. Думал: эдакое тайное убежище, вроде пещеры в обрыве над рекой. А оказалось – обычные московские задворки…
– Так на то ж оно и тайное, чтобы не выделяться! – усмехнулся егерь. – Зато рыбалка, есть, как обещали.
Виктор согласно кивнул. Раньше в районе улицы Ходынка не было водоёмов, но сама улица давным-давно превратилась в речушку-переплюйку – то ли из-за просадок грунта над подземными коммуникациями, то ли из-за пробившихся сквозь асфальт и бетон многочисленных ключей. Весело журчащий поток, собирающий воду со всех окрестных родников, петлял по переулкам и в районе Трёхгорного вала терялся в заболоченных низинах близ Краснопресненской набережной. Ловились в Таракановке (так прозвали речку егеря) не банальные плотвички с краснопёрками, а странные земноводные твари, выходцы из древних геологических периодов, когда динозавры только стояли на очереди у эволюции. Существа эти расползались от Москвы-реки и чувствовали себя в Пресненских болотах вполне вольготно, деля их со змеями, грибочервями и другими доисторическими созданиями вроде гигантских стрекоз-меганевр. Именно из-за них, а так же из-за огромного количества необычных насекомых, вроде крупных, немыслимой красоты, кровососущих бабочек, речка и получила своё название.