- Он умирает по тебе. Говорит: "Я для нее все сделаю, только пусть один раз выйдет на свидание!" Ты его мотоцикл видела?
- Видела.
- Знаешь, как он быстро ездит? Ветер в ушах свистит. Майка умоляет, чтобы он ее покатал, но он только по тебе умирает. Или она, говорит, или никто.
- Надоел он мне со своим мотоциклом. Целый день под окнами тарахтит.
Сонька хихикнула.
- Специально. Чтобы ты на него внимание обратила.
- Не хватает еще, чтобы я на хулиганов обращала внимание, - фыркнула Неля. - Он проходу никому не дает.
- Он самый сильный, - согласилась Сонька. - Какая везучая! Если бы меня такой парень полюбил, я самая счастливая была бы.
- Тоже мне силач! Посильнее его люди есть, - сказала Неля. - И скажи ему, пусть руки не распускает, а то у меня тоже может терпение кончиться.
- Хорошо, скажу. Но это он из-за тебя такой нервный, покоя найти не может.
Тетя Аида заглянула в комнату.
- Иду, иду!- вскочила со стула Сонька. - До свидания, Нелечка. Не буду тебе мешать, - сказала она фальшивым голосом, - потом зайду, поговорим.
- До свидания.
- Выходи, - позвала меня Неля после Сонькиного ухода. - Надоела! Неужели никто не может этого Пахана проучить? Такой нахал! Пристает все время. Почему все его боятся?
- Не все, - возразил я.
- А кто?
- Сын полка его не боится.
- Откуда ты знаешь?
- Сам видел. Он с ним даже разговаривать не стал. Повернулся и ушел. А Пахан не знал, что сказать, растерялся даже.
- Когда это было?
- На днях. А хочешь, я тебя с сыном полка познакомлю? - спросил я. Сегодня вечером он придет к нам.
- Хочу.
Мы договорились, что я зайду за ней вечером.
- А ты почему стихи мне не принес? Обещал же.
- Принесу. Только отберу хорошие.
- Я люблю, когда мальчики стихи пишут, - сказала Неля, - и напиши сверху: "Посвящаю Неле Адамовой".
- Хорошо.
- Молодец. А теперь давай заниматься.
Мы принялись за геометрию.
Потом я пошел на танцы. Первым, кого я там увидел, был Леня. Он стоял вместе с ребятами, которые, как всегда, окружали стул Пахана, и сиял от радости, хотя и выглядел больным. Он посмотрел на меня благодарно, но ничего не сказал из осторожности. Я поздоровался со всеми, кроме Рафика.
- Леню простили, шепнул мне Юрка.
Рафик почему-то обиженно отворачивался от меня.
- Ты что "шестеришь" на этого солдата? - спросил меня Пахан. - Офицером хочешь стать?
- Я не "шестерю", - спокойно объяснил я. - Это подарок,
- Это твой диван, что ли?
- Да, наш.
- А где пропадаешь?
- Дома дел много. Я же не виноват, что меня дома работать заставляют.
- Наше дело предупредить, - сказал Пахан. - Одного простили, - он строго посмотрел на Леню, - но других жалеть не будем. А почему жратву не носишь?
Я посмотрел на Хорька. Он сделал вид, что не имеет к этому разговору никакого отношения.
- Жратва будет, - сказал я. - Баклажаны жареные и колбаса. Могу сейчас принести.
- Давай, валяй! Я побежал за едой.
Когда я вернулся, за забором воинской части вдруг заиграл Духовой оркестр. Мы все побежали к тутовому дереву. Весь личный состав части был выстроен на плацу, командир в несколько офицеров стояли рядом с развернутым знаменем. Голоса мы не слышали из-за расстояния, но было ясно, что командир называет фамилии, потому что из строя выходил какой-нибудь боец и шел, печатая шаг, к знамени. Там незнакомый нам офицер читал что-то по бумажке и прикалывал на грудь бойцу медаль. Потом играл оркестр. Сына полка тоже наградили.
- Это вручают медали за Победу над Германией, - сказал сын одноглазого завмага.
Командир части поцеловал сына полка,
...К вечеру мама напекла хворосту, и мы пили чай вчетвером: я, мама, папа и Костя. Он немного стеснялся, но все равно вел себя солидно и рассудительно, как взрослый человек. Мама и папа разговаривали с ним так, будто он не мой ровесник, а их. Тем более что на груди его висела вторая медаль.
- Спасибо, мне достаточно, - сказал он, когда мама хотела положить ему еще хворосту, и ответил на вопрос папы, как он попал в наш город.
- В июле нашу часть перевели в одно место - сто километров отсюда...
- Я знаю, - сказал папа.
- А тут как раз вышел приказ о демобилизации. Вызвал меня к себе командир части и говорит: "Спасибо тебе, Рудаков, за службу, но война закончена уже, и надо тебе учиться. Не имеем права держать тебя в части". Вот я и приехал сюда жить, чтобы далеко от наших не уезжать. Сто километров - это не так далеко.
- А как сестры? - спросила мама. - Их же надо найти.
- Разыскиваем. В Днепропетровске их нет. Командир туда писал и ездил туда. Нет их там. И дома нет. А куда эвакуировались, никто толком не знает. Через Баку на Красноводск, а дальше неизвестно...
Я спросил у Кости, почему он каждый день в часть ходит.
Будто служит там.
- Это я сам, добровольно, - немного смутился он. - Меня ведь на полное довольствие взяли.
- А сколько лет твоим сестрам сейчас? - спросила мама.
- Взрослые они: одной семнадцать будет, другой - девятнадцать.
- Бедные... - вздохнула мама.
- Я их разыщу, - успокоил ее Костя. - Лишь бы живы-здоровы были.
- Учиться тебе надо, - сказал папа,
- Я в детдом не хочу, - сказал Костя. - Ребята мне так я сказали: "Никаких, Костя, детдомов. Получишь квартиру, пойдешь в школу, а за остальное не волнуйся, будешь на полной нашем обеспечении. Мы тебя одного не оставим>.
- Наша мама два года была директором детдома: с сорок первого по сорок третий, - сказал папа.
- Я не против детдома, - объяснил Костя, чтобы не обидеть маму, - может, там и хорошо. Но после армии в детдом идти как-то неудобно...
- Ты ничего не ешь, Костя, - сказала мама. - Дай я тебе еще чаю налью.
- Чаю можно, - согласился Костя.
Я воспользовался паузой и встал из-за стола.
- Ты куда? - спросила мама.
- Я на минутку. Сейчас приду.
Через минуту я был у Нелиных дверей. Постучался, наверное, очень громко, потому что тетя Аида испуганным голосом спросила: "Кто там?" - и дверь не открыла.
- Это я, Элик. Скажите Неле, что я пришел.
- А Нели нет.
- Как нет?.. - удивился я. - Мы же договорились с ней, что вечером приду.
- Не знаю. Неожиданно ушла к подруге, Я не пускала, а она все равно ушла. Не хочет дома сидеть.
- И ничего не просила передать мне?
- Нет, ничего, - тете Аиде даже неудобно стало передо мной. - Забыла, наверное. Она совсем рассеянная стала. Все забывает. А что сказать ей, когда придет?
- Скажите, что я приходил. До свидания.
Она что-то еще сказала мне успокаивающее, но я, не дослушав ее, потащился домой.
Куда она могла уйти? Мы же договорились с ней.
Когда я вернулся домой, у нас сидел дядя Шура. Он показывал Косте раны.
- Это под Курском. Сюда вошла, отсюда вышла. А это Армавир. Видишь, рука не сгибается?
Увидев меня, дядя Шура радостно объявил мне:
- Он, оказывается, тоже связист. Я же смотрю - родное в нем что-то чувствуется.
-А сейчас где вы работаете? - спросил Костя.
- Монтером в педагогическом институте. И еще я личный парикмахер семьи Караевых. Я их всех стригу. " - Кроме меня, - сказала мама. - Я мужской мастер, - гордо сказал дядя Шура.
- У дяди Шуры хорошие пластинки, - сказал я. - Ты любишь музыку? У него арии из всех опер.
- Двести восемьдесят четыре, - уточнил дядя Шура.
- А всего сколько штук? - спросила мама.
- Всего пятьсот тридцать шесть.
- Что-нибудь случилось? - тихо спросила у меня мама. - Ты чем-то расстроен?
- Ничего не случилось, - успокоил я ее, - тебе показалось. Она посмотрела на меня недоверчиво.
- Элик, сыграй что-нибудь, - попросил папа, Я сел за пианино.