Татьяна молча посмотрела на него.
— Шутка! — поправился Борис. — куда едем?
— Есть замечательная ночная кафешка уютная и кофе хороший! По шоссе налево.
Кафешка была почти пустая, вечерний час встреч еще не наступил.
Было уютно и казалось, что этот вечер предназначен для них двоих.
— Ну, и зачем ты хотел со мной встретиться? — улыбаясь спросила Татьяна.
— Не знаю, просто хотелось. А ты всегда знаешь, зачем тебе хочется встретиться?
— Ну, не буду тебя разочаровывать, я тоже на это рассчитывала. Ты мне нравишься!
— А что, бывает по-другому?!
— Говорят, бывает!
— Врут! Или деревянные по пояс или ботаники!
— Так… — засмеялась Татьяна. — Цель поставлена. Правда, я уже сказала, что ты мне нравишься.
— А зачем ты сразу поцеловала?!
— …
Уже были съедены бутерброды, выпит кофе, а они все разговаривали и разговаривали.
Ни о чем конкретно.
— Слава Богу, — сказала Татьяна, — ты меня не расспрашивал обо мне! И я о жене. Так разве бывает?
— А зачем такие подробности? Может быть, мы завтра расстанемся!?
— Завтра?
— А ты хочешь сегодня?
— Нет!
Он взял её за руку.
— Тогда пойдем.
— Куда?
— У меня номер в гостинице!
— Я не сплю в чужих постелях!
Борис понял по-своему. Он помолчал.
— И все равно приятно было провести вечер.
— Ты не так понял.
Молча сели в машину.
— Куда едем? — спросил Борис, имея ввиду другое.
Татьяна повернулась к нему.
— Ко мне! — и улыбнулась, — это я в чужих постелях не сплю!
Борис взял её за руку.
— Так и хочется спросить: — А муж дома?
Татьяна стала серьезной.
— Давай сразу. Мужа у меня нет. Выходить замуж больше не хочу. А любовники, вроде тебя, если понравятся, иногда бывают! Еще вопросы есть?
— Про тебя не спрашиваю. Замуж выходить я не собираюсь.
— Тогда, Слава Богу!
— Большой опыт?
— В книжках читал!
… Заехали в самый центр — куда-то в кривые переулки возле Арбата.
— Не слабо! — произнес Борис.
— В этом доме с самого рождения жила моя тетка, — пояснила Татьяна, — работала на кондитерской фабрике. Так что не олигарх. Дом был с коммунальными квартирами, просто у нас другое дело — только и успеваем отбиваться от расселения.
— Зачем отбиваетесь?
— Слушай! Я не плохо живу — этот цветочный магазин — моя собственность! Так что вот так.
Татьяна щелкнула чипом, и открыла въезд во двор.
С Борисом произошло что-то странное. Будто он здесь уже когда-то появлялся. Уж очень знакомым казался двор.
Может, это из тех уже далеких студенческих лет, когда он пять лет учился и жил в этом городе и они болтались, конечно в центре, потому что там было все — театры, кафе, музеи. И, конечно, он ходил на тусовки, свидания.
О, боже. Вся жизнь тогда только начиналась.
Как-то вечером он с другом сидели на скамейке у Тверского бульвара, беседуя о чем-то незначительном, рассматривая заинтересованно проходящих мимо них девушек.
Скамейки, стоящие на бульваре, были все заняты.
— У вас свободно? — раздался вдруг девичий голос.
Ну, как же не свободно — они только этого и ждали.
— Только не приставать! — предупредили две девушки, присаживаясь на свободные места.
…. Ну какое там «не приставать». Через полчаса они все вчетвером оживленно болтали, и беззаботный смех девушек разлетался по аллее!
Борис не понимал куда делась внезапно девушка и его друг, их как будто и вовсе не было никогда, а он с оставшейся подругой сидел на скамейке до тех пор, пока не зажглись поздние звезды.
Уже не помнил, конечно, сейчас как звали эту девушку, но жуткое ощущение, что это было именно здесь в темных тогда арбатских переулках, не покидало его.
Господи! Лето, двадцать лет, звезды на темном небе, нежный запах волос, когда она случайно касалась его! Как можно не влюбиться! Влюбляться предстояло еще много раз, но это было сегодня, и это было раз и навсегда! Потом он провожал её до этого незнакомого ему арбатского переулка, потом целовались у подъезда, порой он страстно залазил рукой в открытый вырез кофточки и дрожащими пальцами дотрагивался до её груди, а она не отталкивала его руку и шептала: — Не надо, не надо, не надо!
Потом он шел пешком километров десять по ночной Москве, до закрытого уже метро и замертво валился в общежитскую кровать. Наступало утро.
Прошла еще одна невозможная неделя, когда нельзя было пережить ожидание до вечера, потому что днем она сдавала экзамен, и они снова кидались друг к другу и неслись куда-нибудь, как будто в последний раз.