Алберда от татарина вышел довольный. Тот, взяв с него целый рубль, сказал, что всё разузнает. У парня полегчало на душе. А татарин, к которому он пришёл, жил на этой улице. И Алберда через несколько шагов услышал тяжёлые выкрики, тупые удары и даже стоны. Он понял, что кого-то бьют. Подойдя ближе, сумел разглядеть, что несколько человек напали на одного.
— Эй, — рявкнул он, — это не по чести.
Один из них, услышав голос, оглянулся.
— Проваливай, — злобно выкрикнул он, — а то и те достанется!
Такую «угрозу» Алберда снести не мог. Схватив двоих, парень сшиб их лбами и отбросил в сторону, за что заработал пинок в живот. Это было слишком! Его молниеносные удары быстро уравняли силы. Кто-то в испуге, узнав Алберду, крикнул:
— Бежим, братцы!
И они бросились в разные стороны.
— Ну, гады… — погрозил Алберда им вслед кулачищем, — попадётесь мне, башки поотрываю. — Ты как? — обратился он к Василию.
— Да… так, — со стоном ответил княжич.
— А ну-ка идём. — Алберда подхватил его и вывел на свет из-под тени дерева.
Приглядевшись, сказал:
— Ну, тя разукрасили! Пошли-ка к старому Алберде, он те поможет.
Старик Алберда — татарин, причём с одной левой рукой. Правую он потерял в битве, когда бросился спасать своего хана Бердибека. Это спасло Алберде жизнь, ибо его сотня была подвергнута смертной казни. По мнению хана, она струсила и позволила врагу чуть не погубить его, хана. В благодарность он сделал Алберду смотрителем базара.
В один из казацких набегов семья его погибла, и он остался один в своём старом базарном шатре. Молодой Алберда видел дорогу, как кошка, потому что по ней ходил много лет. Придерживая прихрамывающего Василия, они разговорились.
— Чё они к те пристали? — спросил Алберда. — Ты тут кого-нибудь обижал, был должон и не отдал?
— Да нет! — воскликнул Василий.
Что-то попало под ногу, и это вызвало боль.
— Ниче, потерпи, дед тя починит, скакать буш, как коняга, — успокаивал Алберда. — Тя как звать-то? — спросил он.
— Василием кличут. А тя?
— Я Андрей. Да вот привязалась кличка Алберда. Я живу у него.
— А хто он? — поинтересовался Василий, отплёвывая кровь.
— Да… татарин.
— Татарин? — удивлённо переспросил княжич.
— Татарин. Да ещё какой татарин! Они всяки бывають. А ён меня от голодной смерти спас. Кохда я был ещё мальцом, моих родителев захватили татары, пригнали… Я дажить родителев не очень помню, и не знаю, откуда мы.
— А как ты к Алберде попал?
— Стой, тута яма, дай-ка я тя перенесу, — и, подхватив княжича, довольно легко перепрыгнул вместе с ним через яму. — Я тута, как пацан, волю имел. А родителев в город водили на разные работы. А жрать неча было. Вот я и присосался к рыбакам. Те мня жалели. Ухи, бывало, нальют, с собой рыбки дадут. Ну, родителев подкармливал. Раз возвратился, а их никого нет. Всех куды-то продали. А где они жили, плетёнки, их сожгли. Куды деваться? Жрать-то охота. А на базаре выбрасывают порченную жратву, вот я и питался тама. Как-то дождь пошёл, я сел под кустик, дрожу. Подходит татарин безрукий. Вид грозный…
Княжич застонал.
— Держись, Василь, щас придём.
Василия оставляли силы, и он чуть не рухнул на земь. Алберда дотащил его до шатра.
— Дед, — так он звал старого татарина, — ты не спишь?
— Моя ждеть тя, — ответил тот.
— Зажги-ка огарыш. Тута я битого привёл, помочь надоть.
Татарин вышел с горящей плошкой со своей половины и осветил Василия. Старик поднёс свет поближе к лицу Василия и поднял поочерёдно его веки.
— Ничего, моя помогнёть. Сыми… — Он потрепал одежду княжича.
Молодой Алберда быстро раздел Василия и положил на свой лежак. Старик внимательно осмотрел его, пощупал голову и, всунув в руки молодого Алберда плошку, куда-то удалился. Вернулся, держа у груди несколько глиняных горшочков. Налив из одного горшочка кукую-то противно пахнущую жидкость, приподняв голову Василия, приказал ему:
— Моя даёть те пить.
Тот сделал несколько глотков, не выдержал и сплюнул.
— Неть, моя нельзя! — закричал татарин и заставил выпить.
Жидкостью из других склянок он стал натирать тело княжича.
После этого питья Василий почувствовал себя лучше. Ушла куда-то боль, появилась сила. Но тело вдруг загорелось, словно его бросили в костёр. Жгло так нестерпимо, что Василий даже стал метаться.