— Струхнул княжич, ещё пойдёт к Ваське и всё расскажет.
— Да ну, — отмахнулся Кирдяпа, — не скажет!
А у самого сердце зашлось от этих слов. «Действительно, а что, если Алексашка проболтается? У Васьки людёв-то больше. Нет. Тут мне оставаться боязно. Надоть… бежать», — вдруг неожиданно для себя решил он. Свою подготовку он тщательно скрывал даже от Семёна, своего брата.
Семён, однажды проходя мимо кладовой, через полуоткрытую дверь заметил в ней брата. Тот клал в мешок сало.
— Ты чё тута делашь? — спросил Семён, заглянув в кладовую.
— Я? — испуганно воскликнул тот, повернувшись к Семёну. — Да… вот… сало хочу спрятать в мешок и подвесить. — И добавил: — От мышей.
— А! — понятливо произнёс Семён и пошёл своей дорогой.
А через несколько дней Кирдяпа и два воина из охраны куда-то исчезли.
На другой день Семён, не видя брата, забеспокоился и побежал к Родославу, надеясь его застать там. Но Родослав ответил:
— Он ко мне не приходил. Може, у Алексашки?
И они вдвоём пошли к тверичанам. Но и там Кирдяпа не появлялся. Троица занялась гаданием:
— Уехал на охоту, — произнёс один из них.
— Он бы сказал, — ответил другой.
— Да, — протянул Семён.
— Може… рыбалит? — высказал предположение Александр.
— Да он в руках уду никогда не держал, — заметил Семён.
— Може… подался в Кафу?
— Чё ему тама делать? — вздохнул Семён.
— Не горюй, объявится, — бодро сказал Родослав.
Но он не объявился ни завтра, ни в последующие дни.
— Всё же… видать… утонул, — при новой встрече предположил Александр.
И они пошли в церковь, чтобы в память о нём поставить свечу.
Весть об исчезновении княжича побежала по Сараю и дошла до ушей хана. Тохтамыш приказал смотровым дать сигнал, если объявится княжич. В своё время, когда он пришёл к власти и хотел совершить скрытный поход на казачество, которое своими набегами сильно докучало ханству, кто-то из его мурз сказал, что внезапного налёта не получится: они выставляют бекеты.
— А что это? — спросил хан.
— Да, стража, — ответили ему.
Хан это дело засек и приказал окружить свои земли такими же стражами. Разработали и свои сигналы. Например, длинный, а затем короткий свет — это побег. Где искать беглецов, они хорошо знали: по лощинам, лугам, глухим зарослям. Проход через высокие заросли был один: узкая тропа. На ней татары и устроили засаду.
Беглецы ехали спокойно, подрёмывая в сёдлах, уповая на то, что в таких зарослях они в безопасности. Из-за узости тропы они ехали друг за другом. Впереди и сзади — воины, посередине — княжич. Татары, заметив их, быстро разгадали, кто из них княжич. Один из татар, встав на спину коня, ловко бросил аркан. Кирдяпа успел только схватиться руками за верёвку, как полетел на землю. Растерянные стражники не знали, что делать. Их тут же повязали.
Кирдяпу вели по Сараю, связанного по рукам и ногам. Большинство жителей не знали, кого ведут. Но было видно, что он русич. На него страшно было смотреть. Хан приказал до разбора бросить его в яму.
Москвичи узнали про это от людей. А Василий, услышав об этом, никак не отреагировал. Все его помыслы были заняты другим: предстоящим обучением. Алберда согласился поучить своего «брата» борьбе. Курс был коротким. Чтобы продолжить его, он предложил съездить к аварам, которые небольшим племенем жили вниз по реке, сказав, что у них есть учителя получше. Василий, подумав, согласился и сказал своим, что его несколько дней не будет. Куда он собирается и зачем, пояснять не стал. Бояре спрашивать побоялись, хорошо помня его прошлый поступок.
Лезгины, видать, хорошо знали Алберду, потому что встретили его как родного. За несколько дней проживания в гостях у аваров они, особенно Василий, кое-чему научились.
Возвращались друзья довольные поездкой, рассуждая, как будут биться с татарами. В середине разговора Алберда вдруг спросил:
— Василь, а ты хто будешь?
Василий даже растерялся.
— Я… да… я холоп боярский, — ответил он, отворачивая в сторону лицо, чтобы тот не догадался об его обмане.
Василий ответил так потому, что нутром чувствовал: назови он своё настоящее положение, Алберда, скорее всего, от него отвернётся. А терять его, ой, как не хотелось. Ему надоело постоянное угодничество бояр. А с ним было просто и радостно, он чувствовал себя на равных. И терять такое отношение княжич не хотел.
Взгляд Василия натолкнулся на жирного суслика, который свечой стоял на крошечном пригорке.
— Ишь, — удивился он, — как на страже стоить, — и рукой показал на зверька.
— А я щас его!
Алберда сдёрнул лук, заправил его стрелой и… пригвоздил зверька к земле. Тот дёрнулся и затих.