— Шкипер, что ли? — подсказал кто-то.
— Во! Во! Шкипер, — проговорил князь, — хто будет?
— Эй, Нил, — позвал Внук, — ходи суды.
Бояре расступились, и перед князем остановился среднего роста человек. Князю понравился серьёзный и умный взгляд его серых глаз. Густая прядь русых волос прикрывала высокий лоб.
— Слушаю, великий княже.
— Ты… давно… э…
Тот понял, чего хочет от него князь, едва заметно улыбнулся и ответил:
— Я на воде с мальства. Батяня мой был речным человеком и мня приучал.
— Ето хорошо! — обрадовался князь и показал на ослон рядом с собой. — Садись.
— А кто строгал ету ладью? — спросил князь, глядя на Внука.
Тот опять кликнул:
— Эй, Прокл!
Вошёл здоровый мужичище. Ему пришлось наклонить голову в дверях.
— Слухаю, великий княже, — проговорил он, оставаясь в чуть согнутом положении.
— Сидай, — приказал князь, усаживая его рядом с Нилом.
— Хорошо сделано, — одобрил князь, обводя глазами едальню.
— Старамся, княже. Хотим, чёп иноземец, увидя наш труд, весьма дивилси.
— Во как! — удивился князь. — А ты откель их знашь?
— Видывал я их. Мня твой батюшка, Иваныч, в Сарае у татарина выкупил. Тама я всяких повидал.
Князь вздохнул. Потом неожиданно хлопнул ладонью по столу:
— А пошто тута пусто? Хочу хороших людей угостить.
Сразу же появилась брага, медок, закус. Князь сам налил Нилу и Проклу по чарке. Прокл взял её в свои ручищи, и она исчезла. Князь, заметив это, приказал:
— А ну дайте бадейку для Прокла.
Тот, довольный, хохотнул. Вскоре появилась полуведёрная глиняная корчага. Князь налил в неё брагу и пододвинул к Проклу.
— Ето по нам, — обрадовался он и взял корчагу.
Князь налил себе, поднял чарку и проговорил:
— Я хочу выпить за наш русский народ, который может драться за свою землю, может и хорошо работать, утирая нос иноземцу. — И посмотрел на Прокла.
— И утрём, — пробасил тот.
— За наших, — продолжил князь, — шкиперов! За вас, русские люди! — и осушил чарку.
Закусив, князь поднялся и обратился к дьяку:
— Внук, поклонись от мня всем, хто строил ети лодии. Пущай выпьют, и от мня подели им пятьдесят рублёв, — и протиснулся на выход.
Отплытие должно было состояться через несколько дней. Стражей командовал воевода Михайло Акинфович. Провожать отъезд во Владимир собралось пол-Москвы. Как же пропустить такой момент? Если раньше это было обычным делом, а теперь, после Куликова поля и Тохтамышева нашествия, как встретят там русских посланцев? Уж не на смерть ли послан княжич? Как не поглядеть на него. Небось дрожит от страха.
Но нет, княжич выглядел таким молодцом, с него хоть картину пиши.
— Беды не чует, — говорили одни.
— Смотри, каким смелым и отважным выглядит князь, дай бог ему удачи, — говорили другие.
Действительно, Василий выглядел хорошо. С матерью, которая своими слезами вызвала и у сына слёзы, он простился в родных стенах. Ну а выйдя на крылец, он все тревоги оставил за спиной. На коня садился стройный, высокий и довольно красивый княжич. Первая растительность, пробившаяся на его лице, придавала ему суровость, а блеск в глазах говорил о его могучих жизненных силах. Девчата, поглядывая на княжича, стыдливо улыбались и прятали лица в плечах подруг. Его их взоры не трогали. Это было видно по его безразличному, спокойному взгляду. Его думки направлены были на то, как он справится с ответственным поручением великого князя.
И вот наступил день отплытия. Всё было готово. На пригорке, у спускового настила, стояла группа священников. Они пришли благословить отбывающих в дальний путь.
Отец и сын спрыгнули на землю. К ним подошёл епископ и благословил княжича. Димитрий обнял сына и трижды поцеловал его, сказав:
— Ступай с Богом! — И освободил ему путь.
Василий легко сбежал вниз, по трапу прошёл на ладью. Держась за борт одной рукой, другой послал крестное знамение отцу.
Дмитрий долго смотрел вслед удаляющейся флотилии. Он сел на коня только тогда, когда она скрылась за поворотом. Тихонько направив лошадь по дороге, он мысленно стал обдумывать поездку сына: чему наставлял его, как учил вести себя, что наказывал боярам. И успокоился, сказав себе, что наказы сделал верные.
Долго думать об отъезде сына не пришлось. Надо было скорее возвращаться в Москву. Его ждал с вестями вернувшийся с запада купец Игнатий Елферьев. За прошедшие годы, когда сопровождал Пожарского и его друзей во Францию, он сильно изменился. Погрузнел, в волосах появилась седина, а под глазами — морщинки. Великий князь знал его, ценил за торговую хватку. Поэтому, увидев его, обнял и повёл к себе.