— Доедай скорее, у нас сегодня уборка!
Стенсер пытался убедить, что и потом можно убраться. Говорил, что:
— Да не так уж тут и грязно!
Но, старик был непреклонен:
— Не серди меня, худо будет!
— Куда уж хуже! — сетовал человек.
— Поверь, может быть гораздо более худо! — домовой сказал это с весёлостью в голосе, улыбаясь, а Стенсер, глядя на такую улыбку, почёл за благо промолчать.
«Ну, уборка, так уборка… не так уж и плохо прибраться в доме! — сказал он себе. — Да что там, это ведь и для здоровья хорошо!»
А после, задыхаясь от пыли, чихая и кашляя, Стенсер вытаскивал из-за печи, сваленные в самом краю, различные вещи. Вытаскивал в центр комнаты, где их, под чутким и пристальным руководством старика, сам же и разбирал, — и раскладывал, куда велел домовой. Большую часть вещей, удивительно зловонных, рвущихся в руках, пришлось вытаскивать наружу. Домовой сказал:
— Гнильё дома держать — к худу!
Ну а что Стенсер? Стенсер делал, что мог. Обливался потом, страдал, но растаскивал различный хлам.
В какой-то момент Стенсер замер. Держа в руках спутанную, скомканную сеть, он оглянулся к старику и спросил:
— Эй, Будимир, что это?
— А-а! Ни к чему это. Поди, выкинь.
Но мужчина не уступил, и спросил вновь. Слишком уж любопытство распирало понять, для чего может быть нужна такая: «Плетённая, с крупными ячейками, ткань».
— Да выкинь ты её! — сказал старик, а после, указав в кучу хлама, сказал, — лучше вон то подай!
Но Стенсер не отступал и скоро услышал:
— Сеть это… старая, даром не нужная, сеть. Выбрось её!
— А для чего она нужна? — не отставал Стенсер.
— Чего прицепился? Рыболовная сеть, понимаешь? Рыбу ловить.
«Рыбу ловить? — Стенсер представил, как рыба, проплывая, оказывается в одной из ячеек и зацепляясь, путается в сети. — Неужели и так можно?»
— То есть с её помощью в самом деле можно ловить рыбу?
— С её? Нет. Старая, порвётся, небось, едва рыба тронет.
Но Стенсер уже не слушал:
— Надо будет на реке попробовать.
Старик, округлив глаза, вскричал:
— Совсем ополоумел? Тебя речник, только завидев с ней, утопит!
— А? По-твоему на речку с ней не стоит идти?
— Если жить надоело, то топай, пожалуйста!
«Но ведь наверняка есть места, где можно её использовать? Другой, какой-нибудь водоём» — подумал Стенсер и озвучил свои мысли.
— Вот чего пристал-то? Есть река, рыба ловиться, чего тебе ещё нужно? Рыбачь себе спокойно да горя не знай… нет же, сеть ему нужна, рыбы ему мало!
А следом старик, уже распыляясь, сказал:
— Выкинь её… по добру тебя прошу, выкинь её, пожалуйста!
Стенсер, чувствуя себя неловко, всё же решил, что избавляться от такого не следует. И сказал это, чувствуя, что поступает не хорошо:
— Да ладно тебе, Будимир. Пусть лежит, глядишь, куда-то да сгодится.
Но тут старик-домовой не выдержал, и сказал:
— Да делай что знаешь! Сюсюкаюсь тут с тобой… вот знаешь что? А-а! — протянул он и махнул рукой. — Делай что знаешь.
18
Старик был явно не в духе. Говорил, что делать, сквозь зубы. Хмурился. И едва только Стенсер, под его руководством, закончил разбирать хлам, как домовой встал, бросил: — дальше сам справишься, — и пошёл в сторону печи, — там, по прикидкам Стенсера, была лежанка. Во всяком случае, Стенсер так думал, ведь: «Где ещё спать старику, как не в тепле? Косточки ведь нужно греть».
Чувствуя вину за испорченное у домового настроение, Стенсер попытался отвлечь его разговором о том, что волновало:
— Будимир, слушай, а что это там за комната? — мужчина кивнул на запертую дверь.
Небольшая комнатушка, отделённая от всего прочего дома дощатой стеной и с добротной дверью. И что по-настоящему его волновало с первого дня: «На что для такой комнатки нужен такой замок?» — а замок там был, и в самом деле, внушительных размеров.
— О Боги! — вскричал домовой. — Оставь ты хоть что-то в покое! — и не размениваясь больше на разговоры, скрылся за печью.
«Вот что я опять сделал не так?» — и Стенсер в самом деле не понимал, чем успел настолько успешно обидеть старика.
После, ползая по полу на коленях, Стенсер пытался соскоблить въевшуюся грязь. Успел сбегать на речку пару раз, ему не хватало воды для уборки. Она прямо-таки чудовищным образом исчезала! И выливая грязную, непроницаемую воду, Стенсер раз за разом принимался мыть полы чистой. Это настолько его увлекло, — стремление победить грязь, — что вскоре позабыл о болезненной усталости.