Всякая радость победы растаяла, оставив после себя только горькое понимание: «Обидел, довёл до слёз мелкого». И ему стало столь совестно, что Стенсер, боясь сделать ещё хуже, осторожно положил летуна на вырванные травы. С особым вниманием он отнёсся к крыльям, рассудив: «Без них, поди, и жить не сможет».
Малыш, даже оказавшись на свободе, продолжал заливаться слезами. Он утирал глаза кулачками, а крылышки подрагивали, тихо волновались. И он что-то бубнил себе под нос. Тихо так, неразборчиво, всхлипывая и задыхаясь.
Уж вечер совсем наступил, и на смену жаркому дню наступала прохлада. А Стенсер, стоял и не понимал, что следует сделать.
«Уйти не уйдёшь… так ведь не бросишь… а сделать, да что я могу? — с гневом думал он. И чувствуя вину, он продолжал размышлять, не сразу поняв, что может сказать. — А ведь есть кое-что, что я могу сделать!»
Присев, Стенсер произнёс виноватым голосом:
— Прости, — ему хотелось добавить что-то ещё, чувствовал, что нужно сказать что-то ещё, но не получалось. Слова застряли, где-то затерялись и никак не желали звучать.
Малыш не сразу, едва справляясь со слезами, воскликнул: — Что… ис… испугался?
Стенсер помолчал, пытаясь понять, что должен сказать, и что он думает на самом деле. И сказал так, как посчитал нужным:
— Не просто испугался, но и проиграл тебе. — а после, тяжело вздохнув, прибавил. — Победа за тобой.
Малыш не сразу успокоился. Стенсер всё это время был рядом, чувствуя себя виноватым. И только после крылатый малыш заговорил:
— Скажи, зачем ты мне дом портил, что я тебе такого сделал?
— Дом? — удивился Стенсер.
— Дом, дом! — гневно вскричал летун и вспорхнул. Поднялся и завис в воздухе напротив глаз человека. Только крылышки быстро-быстро махали. — Зачем ты портил мой дом?
«Ну и что мне ему сказать?» — подумал Стенсер. То, ради чего он пришёл… он представил, как попытается оправдаться, — внутренний голос звучал с издёвкой. — «Прости, мне твой дом мешал… и до сих пор мешает… позволь я его окончательно выдеру. Ты ведь не против, правда?».
Вновь вздохнув, Стенсер сказал:
— Я ведь и не знал, что тут кто-то живёт… не предполагал даже. Хотел прибраться, да и, так, нужно кое-что было.
— Что нужно, что тебе было нужно? — вскричал малыш, а после продолжал, всё больше и больше распыляясь. — Мог бы и спросить, может, кто живёт, не побеспокою ли? Но как же! Не знаю? Тогда вырву! И будь что будет, я ведь сильнее!
Стенсеру пришлось проявить небывалую сдержанность и терпение, пытаясь объяснить, что он не так давно обосновался тут, а после рассказать, что потерял память. Стенсер не сразу смог убедить, что не желал зла, и что он искренне сожалеет о сделанном. И летун, не сразу, но поверил.
— Так ты, стало быть, тоже дух? — спросил Стенсер после.
— Как это, тоже? — недовольно отозвался летун. — Кто это, тоже? Или, по-твоему, я такой же как все прочие, обычный такой дух?
Стенсер уже успел понять, что летун старательно пытается выглядеть взрослым, что ведёт себя, как забияка, только пытаясь выглядеть лучше. И не желая больше видеть его слёз, Стенсер решил подыгрывать ему.
— Само собой особенный… не одного подобного тебе не встречал. Только пойми, я не знаю, дух ты или, скажем, птица какая-то?
— Я? Птица? — округлив глаза и забыв махать крыльями, спросил летун.
Стенсер, чувствуя себе совершенно непривычным образом, — впервые по-настоящему ощущал себя взрослым, говорящим с ребёнком. Старался расспросить малыша и, спустя время, добился своего:
— Так что ты мне можешь рассказать о себе и других духах, которых знаешь?
— А-а-й! — протянул летун и махнул рукой. — Другие скучные… с ними не интересно. У них вечно какие-то свои дела, заботы… ну их!
О себе летун сказал так:
— Со мной не заскучаешь… да и многое я могу… всё что захочу!
А больше Стенсер ничего нового вытянуть не смог, только те же высказывания, но другими словами.
После уже летун допытывался, зачем же человек полез его травы рвать. И Стенсер, не сразу решившись, прошёл и показал скрытое за травами окно.
— А-а-а! — протянул летун. — Так вот в чём дело? И всего-то? — и уж чуть ли не смеясь, добавил. — Мне, конечно, верхушки нужны, но ведь можно их и срезать… это не станет такой уж великой бедой!
— Но ведь я уже успел попортить твой дом, — мужчина кивнул в сторону вырванных трав.