— Ай, да ладно тебе! Срежь верхушки, так, чтобы тебе удобно было, и забудем об этом!
«А ведь старается держаться разбойником… да-а-а, а сердцем добрый… славный он, малый!» — решил для себя Стенсер.
— Нет, так не пойдёт… я напакостил, и нужно что-то взамен сделать. Чем могу помочь?
Какое-то время летун отнекивался, но уже темнело, да и человек был настойчив:
— Ладно, ладно… есть, знаешь ли, одна чудная трава… прямо чудо чудное, волшебная трава!
Стенсер пообещал раздобыть эту траву, старательно запомнив её описание. И хотел было уйти, но летун потребовал, чтобы человек в тот же вечер подрезал траву рядом с окном.
— А не то… ух, разозлюсь! — обещал летун.
20
Уж совсем стемнело. Стенсер сидел перед окном и впервые глядел через него на улицу. И то, как лунное сияние заполонило сумрак деревни, как преображало мрачные старые дома и брошенные, одичавшие садики, его удивительным образом волновало. Набегавший ветер покачивал травами, которые он до конца не срезал, и получалось так, словно тёмно-зелённые волны пробегались у самого окна.
Мысли вяло перетекали. Мужчина пытался собраться с духом и подумать о том, что его давно беспокоило, но… в печи жарко, с шумом горели дрова. В доме было теплее нужного. Усталость говорила о себе подкатывавшей сонливостью. А за окном было чарующе красиво. Особенно удивительно для Стенсера выглядел тёмный дом, напротив, с растущими рядом пушистыми деревьями.
Он пытался начать думать: «Так, не отвлекаться, не отвлекаться! Это никуда не убежит!» — говорил он себе, но всякий раз мысли обрывались.
Стенсер впервые по-настоящему наслаждался ночью. Такая светлая и располагающая к нежным мыслям ночь… Человек не мог ничего с собой поделать и его мысли уносились в мир чарующих грёз и видений.
И в какой-то момент, положив голову на руки, он попросту уснул. Проснувшись немногим после, Стенсер отбросил идею потратить свободное от труда время на размышления. Поплёлся в сторону своей нехитрой лежанки, рассудив: «Время ещё будет, а приятный сон можно и потерять!»
Готовя завтрак, и чувствуя, как заметно стало легче, Стенсер размышлял о том, каким он видит своё будущее. И, не находя причин, почему деревня оказалась брошена, решил, что: «Было бы не плохо тут задержаться, попробовать обжиться. Глядишь, чего и вспомню».
Но ему не давало покоя понимание, что он почти ничего не знает об окружении, о духах и местности. В мыслях он рассуждал: «Будимир навряд ли поделиться чем-то… то «не знаю», то «забыл»… ведь не договаривает, плут! Летуна спрашивать толку особого нет… — Стенсер вспомнил, как тот отзывался о других духах, — не думаю, что он хоть что-то знает… однако, попробовать можно. Кто же знает, наверняка, что ему известно? Речник, — подумал он и в его уме возник не самый приятный образ, — его ведь интересовали только его любимчики, но это касаемо земли и деревни… а что если попробовать расспросить о реке и… есть ли тут ещё реки, или, скажем, озёра?»
И подобные мысли не покидали его, даже когда, окончив завтрак, Стенсер вышел на улицу. Там был приятный ранний день. Не жарко, но и не холодно. В воздухе звучали птичьи трели. Шелестели травы, да листва деревьев. И тонкий посвист ветра вплетался в общее звучание. А Стенсер, ничего не замечая, шагал в сторону реки и пытался для себя уяснить: «Много ли здесь духов обитает?», «Как бы мне осторожней быть, чтобы на чужие ноги, по глупости и не знанию, не наступить?» — и многие другие.
Придя на знакомое место, сев там же, где и в прошлый раз, заброс в реку крючок с червяком. А мысли всё равно продолжали скользить с одного на другое. И когда рядом раздался булькающий голос, Стенсер на пару мгновений растерялся, а после, подумав: «Ну, что ж? Надеюсь, по итогу не утопит!»
— Рад тебя видеть! — не кривя душой, поприветствовал человек.
Спустя время, когда ведро мерно наполнялось рыбой, речник, по просьбе Стенсера, рассказывал о других водоёмах:
— Немного ниже по течению, за каменным завалом, найдёшь пруд. Когда-то туда вливалась моя река, а уж после бежала в огромное озеро… Там у меня дядька обитает… У-у-ух, а не характер! Чуть что не по его, так сразу такое устроит!
Стенсер, по одному только виду речника понял, что тот его дядька действительно внушает трепет: «Раз уж он так отзывается… должно быть там ужаснейшее создание какое-то!» — а воображение услужливо нарисовало громадного озёрного монстра, способного топить целые корабли.
— Но понимаешь… и на тот пруд, и на великое озеро мне больше не попасть. — с явной грустью сказал рыболюд.