— А ты откуда о них знаешь? — сердитым голосом спросил озёрный великан.
Стенсер, отдышавшись, вновь принялся за работу, — ему удалось подцепить не плохой камешек, — и принялся бегло объяснять, как и благодаря кому с подобным водным растением познакомился.
— Да-а-а, — протянул водный дух. — У меня будет к кому-то обстоятельный… очень трепетный разговор!
— Так что с водорослью?
— Даже не смей больше о ней заговаривать! Узнаю, что ещё раз подобное ел, — ни на что не посмотрю и на части разорву!
Стенсер не видел, как злобно глядел великан, но голоса и его интонаций хватило, чтобы он для себя решил: «Ну, не так уж и сложно самому справиться, без чужой помощи и вспомогательной дряни».
59
Череда дней слилась в последовательное повторение одних и тех же действий. Ранним утром, когда ещё солнце и не думает показываться на горизонте, Стенсер шагал к озеру с наскоро сделанными заготовками, — простыми палками пытаться поддевать камни было тяжело и слишком уж утомительным. Брал с собой немного хвороста, чтобы можно было сготовить прямо там, у вечно зелёного озера, обед и ранний ужин. Но, стоит сказать, что сам Стенсер не тратил времени на готовку, только разводил огонь, — в остальном ему помогал озёрный великан. Как-то раз этот водный дух начал подтрунивать над самим собой:
— Я, уважаемый и почитаемый правитель вод, властитель всего, что живёт в воде, обеспечиваю человека своими слугами… сам же их чищу, потрошу, а после и готовлю… чтобы накормить, своими слугами, да человека… кто узнает, на смех поднимут!
А Стенсер мысленно прибавлял: «Ничего, ничего… вот если ты ещё огонь начнёшь зажигать… вот тут-то будет смех!»
Работу делать, без тех водорослей, было заметно тяжелее. И по первому времени Стенсер немало думал, как бы разжиться чем-то подобным. Но, вспоминая реакцию великана на подобное растение, и понимая, что речник ему не поможет, молодой мужчина решился на хитрость иного рода, — стал искать способ меньше уставать, делая тот же, а то и вовсе больший объём работы. И не сразу он научился избегать не нужных, лишних движений. А после так и вовсе находить способы облегчать работу, за счёт иного подхода к выдиранию булыжника, — не только за счёт одного давления на рычаг, грубой силой, но каким-то образом приспособился рычагом воздействовать на рычаг, который в свою очередь заметно легче выдирал крупные камни. И пусть это сложно звучит, — ещё сложнее было к подобному приноровится.
«Да чтоб тебя!» — мысленно ругался Стенсер, зажимая рану.
Очередная ветка лопнула, а он, не рассчитав сил, ободрал руку.
За время работы и различных, так сказать, оплошностей, он понял одну не мало важную особенность, — если сжать зубы, когда больно, то становится, хоть и немного, но всё же легче.
— На, держи! — сказал озёрный великан.
Они уже начинали привыкать работать друг с другом. И этот крупный, почти что человек, протянул Стенсеру светлые, широкие водоросли. Тот, без лишних разговоров, налепил их поверх открытой раны. Не больше минуты потребовалось, чтобы ноющая, пульсирующая боль отступила, а молодой мужчина вздохнул с облегчением, и привычно сказал:
— Спасибо.
Домой он возвращался с голым торсом, держа свою рубашку, как тюк, а внутри была беспокойная рыба. И, немало намаявшись от холода наступившей темноты, Стенсер возвращался глубокой ночью в свой новый дом. Девушка посмеивалась:
— Король, который ради спасения дочери, жертвует верными слугами, достоин ли он своей короны?
Только Стенсер уже привыкал к особенностям её характера, и специфического поведения. Не один раз он слышал рассуждения о том:
— Жизнь ли это? Юдоль страданий, обмана и безволья!
И всё же молодой мужчина страдал, замечая, как девушка ужасно худеет и слабеет. Но та улыбалась, и даже смеялась:
— Так ли плохо умереть, если это, в конечном счёте, всё равно, что уснуть… только на совсем… и ни каких тебе больше страданий, мучений… неволи.
Стенсер позволял себе спать не так уж и много. Он, едва ложась, сразу же проваливался в глубокую темноту сна. И точно только прилёг, тут же раскрывал глаза, спустя каких-нибудь несколько часов. Приходя где-то ближе к полуночи, он выходил из дома ещё до расвета. И так изо дня в день, — подгонял себя, желая спасти, как он себе говорил: «Эту глупую, не разумную, но обаятельную дуру!»
И с каждым днём он всё больше и больше разваливал, казалось бы, монолитный завал. Камни и булыжники, с громким всплеском, уходили на дно. В некоторых местах Стенсер преуспел, там уже просачивалась вода, но озёрный великан говорил: