Шаги давались с явным трудом, но Стенсер заставил себя зайти в комнату. Он не замечал, как менялось окружение. Не заметил, как пропали дети, как пропали скамейки и часть убранства. Не приметил, как стало заметно темнее. Не почувствовал холода, заполонившего комнату. И даже не обратил внимания на огромные клубы пара, вырывавшиеся с дыханием. Его, как одержимого, влекло к разгадке той причудливой загадки: «Что же в той комнатушке, — думал Стенсер. — Почему она заперта и почему Будимир не хочет, чтобы я туда попал?»
64
Наутро, едва заметив старика, вышедшего на запах завтрака, Стенсер начал расспрашивать о запертой комнате.
— Да на что она тебе? — удивлялся домовой. — Какая муха тебя ночью укусила?
Стенсер не стал объяснять, что нетерпеливость его возникла после яркого на впечатления сна. Настаивал, что:
— Нужно.
Старик допытывался, расспрашивал и всячески настаивал, чтобы Стенсер ответил, а тот думал: «И ведь прав… если без видимой причины что-то нужно, то это, должно быть, выглядит какой-то глупостью».
— Понимаешь, Будимир, меня беспокоит то, что там находится. Ну, нельзя же спокойно жить, когда мучаешься и сомневаешься, думая, что там может быть какая-то пакость!
— А почему там должна быть какая-то пакость? — с сомнением сказал домовой, а на человека посмотрел с явным недоверием.
— А почему бы ей там не быть? — не оставшись в долгу, ответил молодой мужчина.
— И всё же? — настаивал домовой.
— Да кто ж его знает? Ты знаешь, что там?
— Нет, — ответил старик, ещё не догадываясь, что сам себе делает каверзу.
— Вот именно, — протянул мужчина, — не знаешь! И я не знаю, что там… а там может быть совершенно всё что угодно!
Дальше Стенсер напирал, что: «Не дело ведь жить в доме, где может быть всё что угодно, но бояться узнать именно это, ждущее нас, всё что угодно».
Старик сомневался, отнекивался, и даже бранился, но мужчина, со всем жаром молодости, не прекращал убеждать домового. И в какой-то момент, махнув рукой, старик особо скверно выругался и полез за печь. Оттуда он вышел, держа в руках ключ. Но, когда Стенсер взял тот ржавый старый ключ, старик не пошёл к двери с огромным замком.
— Ты чего? — удивился Стенсер, не понимая. — «Ему что, совсем не любопытно?»
— Это, может тебе, занять себя нечем, вот и лезешь, куда не просят… а у меня ещё работа есть… да и так… не до твоих детских игр! — старик говорил это, тихо пятясь, а закончел говорить уже из мрака, укрывшись за печью.
«Ну и ладно. — подумал молодой человек. — Мне веселье одному достанется!»
Замок какое-то время не поддавался. Но, молодость не знает компромиссов, и взявшись за что-то всерьёз, уже не желает отступать.
«Давай же, железяка!» — думал он, в очередной раз, пытаясь открыть заедавший механизм.
И мужчина не отступал до тех пор, пока замок не щёлкнул, а вслед за ним, не получилось открыть дверь.
«Ну-у-у, — мысленно протянул мужчина, отступив от хлынувшего в основную комнату затхлого смрада. — Вполне ожидаемо».
Открыв настежь дверь в дом, Стенсер какое-то время подождал, пока не поутихнет зловонье. После, уже едва справляясь с распиравшим любопытством, зашёл в комнатку.
«Мда-а-а… — мысленно протянул Стенсер. — Я ожидал… хоть чего-нибудь… а тут!»
Он оглядывал скромное убранство. С одной стороны двуспальная кровать, со сгнившей постелью. С другой стороны, у самой стены, огромный, добротный комод, а над ним, на стене, висело мутное и запылённое зеркало.
«Что ж, делать нечего, буду прибираться!» — подумал Стенсер.
Но, как оказалось, задумка оживить давно брошенную комнату не так-то и просто осуществить. Сгнившая постель разваливалась в руках, источая ужасно тошнотворный запах, и при этом частью оставалась там, на кровати в виде жижи. Только радости жизни на этом не ограничились, — пришлось долго и упорно отдраивать пол, — на нём были крепко въевшиеся крупные пятна.
После этого, Стенсер поочерёдно вытащил все ящики из комода. Выбросив догнивавшее барахло, старательно отмывал дерево от редких вкраплений чёрной плесени.
И только после всего этого, Стенсер добрался до зеркала, — небольшое, под толстым слоем пыли. И только местами Стенсер мог разглядеть плохонькое отражение.
Взяв лоскут, Стенсер начал старательно оттирать зеркало. Это удавалось через чур уж сложно. И пришлось приложить не малые усилия, чтобы сдвинуться с мёртвой точки. Мужчина до того увлёкся тереть, что не приметил странной шероховатости, — трещины. Эта невнимательность скоро окончилась тем, что тряпка не выдержала, а рука всерьёз и близко познакомилась со стеклянной трещиной.