— Сон приснился, — спокойно ответил он.
В голосе женщины послышалась игривость, а её руки крепче сжали его, — точно боялась, что он убежит.
— Какой такой сон?
— Скверный… — ответил Стенсер и хотел что-то добавить, но вовремя удержался, подумав. — «Могу ошибиться, а тогда… и ведь не знаю ничего, не сказать ничего по существу!»
— А ты мне расскажи, — продолжала она шептать. — Глядишь, и легче станет!
«Вот и что теперь делать?» — с тревогой подумал молодой человек, а после, решил попытать удачу. — «Будь что будет!»
— Мне приснилось, что я остался совершенно один. Никому не нужен. Ничего не помню. Имя своё забыл… даже о семье ничего не мог упомнить. Представляешь?
— Дурашка ты мой! — весело шептала женщина. — Разве могла бы я тебя оставить? Нет… я тебя найду, где бы ты ни был… и непременно спасу!
— Да, — сказал мужчина, мягко освобождаясь из объятий. Повернувшись к женщине, он улыбнулся и, не зная, что сказать, тихо засмеялся. Женщина тоже посмеивалась, пытаясь заглянуть в его глаза. А мужчина, не замечая этого, вновь поднял голову и посмотрел на небо. — Теперь я это знаю.
69
Стенсер остался один на знакомой и совершенно чужой улице. Женщина, на прощание погладила его заросшую щёку. Сказала:
— Не задерживайся тут, — повернулась и зашагала в сторону дома. Но у самой двери оглянулась и тихо прибавила. — Помни, дома тебя всегда ждут!
Улыбка по-прежнему не сходила с его лица. Только если прежде он искренне заулыбался, то оставшись один, блуждая по улице, Стенсер печалился.
«А что если всё это на самом деле? Что если та, другая жизнь, духи и прочее, что если это всего лишь обман или… просто сон?»
Чувствуя горечь, Стенсер продолжал шагать. Поглядывал на окна и никак не мог остановить своего потока мыслей.
«Только подумать, что все эти дети — мои. Ух!» — молодой мужчина поморщился. — «Но всё же… если они, правда мои, родные… если эта женщина, если она для меня не просто женщина или посторонний человек… если я просто сладко поспал, порядочно размечтавшись… если все те духи только вымысел… что тогда?»
А ответов Стенсер не находил. Проходя мимо питейной, с тоской подумал: «Выпить бы сейчас немного… мысли в порядок привести», — но тут же усмехнулся и обратился к самому себе. — «С каких это пор я стал бояться сложностей? Капитан не должен сбегать от сложностей, и пытаться укрыться в тени хмельного бреда!»
И тут, точно разум разделился надвое, — начал спорить сам с собой.
«А с каких пор моряки выпивки бояться?»
«Они её не бояться, но и не позволяют себе в хмельном угаре решать важные дела! Какой уважающий себя моряк решится предать капитана в пьяном дурмане, а после, протрезвев, не переменит решения?»
«Ты где это видел трезвых моряков? Не в императорском ли флоте, крыса сухопутная!»
«Ты где это видел, чтобы моряки только одной выпивкой жили? Хмель всего-лишь приятный бонус к основному, к делу!»
«К разбою и грабежу… велики герои!»
«О, да! Ведь они только грабили слабых и беззащитных, а императорский флот — не в счёт!»
«А ещё они строили общество свободных и равных… расскажи мне сказку!»
Стенсер отвесил себе затрещину, а после, помотав головой, подумал: «Тихо, тихо, тихо! Что я делаю? Сам с собой спорю! А дальше что? Руки и ноги начнут жить своими собственными желаниями и убеждениями? Что я творю!» — и чтобы закрепить результат, Стенсер не поскупился на очередную для себя затрещину.
Собирая разум воедино, мужчина пытался понять, что же происходит. И первое, на что он обратил пристальное внимание, — руки.
«Они у меня всегда такими были?» — спрашивал он себя, ощупывая крупные, закостенелые шишки мозолей.
Напрягая память, Стенсер стал сравнивать то, что помнил, с тем, что было.
«Да это ведь совсем иные руки!» — мысленно восклицал он.
Продолжая копошиться в памяти, он всё более и более креп во мнение, что иная деревня, брошенная и населённая духами — настоящая. А та, в которой он был, казалась не более чем вымыслом, — быстрым и не точным наброском.
«Я ведь не помню, чем мог бы тут заниматься, а там… там у меня уже складывалась жизнь. Да, там я тоже память потерял… но ведь это, — он огляделся, — это не мой дом!
Только его мысли не спешили что-либо менять. У него по-прежнему оставались крепкие, сильные, ужасно мозолистые руки. Оглядев тело, и попробовав его в коротком забеге, Стенсер не мог не отметить, что не всё так уж и плохо. «Ноги твёрдые, не подводят. Руки, кажется, могут железо гнуть. Спина крепкая, — многое выдержит. — думал мужчина. — Славно ведь!»