— Объясни мне, чем я могу помочь этому летающему мальчишке, и я не останусь у него в долгу.
— А самому спросить сложно?
— И то верно, — сказал Стенсер.
Странная метаморфоза, случившаяся с Кондратием, отступила также неожиданно, как и началась. Они вновь шагали по полевой дороге, и великан был, как и прежде, улыбчив и удивительно весёлый.
— Никак перепугал, да? — добродушно спрашивал Кондратий. — Но ты не бойся, не нужно!
Стенсер кивал в ответ, но никак не мог отделаться от мысли: «Куда мы так далеко идём?»
Как выяснилось некоторое время спустя, они шли куда-то ближе к центру полей. Сразу несколько дорог сходились в одном месте. И поля вокруг этих дорог были заметно чище, — бурьяна почти не встречалось.
Молодой мужчина порядочно устал и солнышко слишком уж давило на мозг, — не было ни сил, ни желания внимательно оглядываться кругом. Ужасно хотелось пить.
— Гляди, — сказал Кондратий, кивнув в сторону одного из полей.
Стенсер не сразу начал всматриваться в золотые переливы пшеницы. Но, когда он всё же начал, оторваться уже было сложно. Сочная, почти спелая пшеница, покачивалась на лёгком ветру, — над ней стояло марево. И среди такой красоты скользила аккуратная девичья фигурка в белых, лёгких одеждах. Стенсер испытал тоже самое, что и ночью, когда видел полуночницу, — манящее чувство. Но, это точно не была она. Стенсер твёрдо в этом был убеждён. Кондратий подтвердил эту уверенность с нежностью сказав:
— Полуденница!
76
— Ну, здравствуй, человек! — первое, что сказала полуденница, идя среди спелой пшеницы.
Стенсер шагал вслед за ней, стараясь не отставать, и даже пытался подойти поближе, но всегда расстояние между ними было не менее десятка шагов.
— Здравствуй, полуденница, — поприветствовал в ответ молодой мужчина.
Он невольно засматривался на странный, дрожавший ореол, который неотступно следовал вслед за лёгкой, невесомой фигуркой.
— С чем пожаловал?
Стенсер задумался: «Как и что мне ей сказать?», но чувствуя, что молчание слижком уж затягивается, сказал:
— Полуночница покоя не даёт. То кто-нибудь из полуночников за мной шастает, то вон, — указал на плохо затянувшиеся раны, раскинувшиеся на груди. — Как сказал Кондратий, полуночная гончия… немного жизнь мне попортила.
— Да-а-а, — протянула молодая девушка, — моя сестрица никогда не отличалась терпением и здравомыслием.
«Сестрица?» — с тревогой подумал молодой человек. — «А не угодил ли я туда, куда не следовало?»
— Мне даже интересно, — продолжала девушка, — чем ты ей так приглянулся.
Девушка повернулась и одарила молодого мужчину нежной улыбкой, но не остановилась, — продолжала идти вперёд спиной.
— Впрочем… — продолжала она, — имеет ли это значение?
Вновь повернувшись к Стенсеру спиной, девушка сказала:
— Кондратий рассказывал о тебе. Не так много, как хотелось бы, но всё же… скажи мне, человек, зачем ты пришёл в брошенную деревню, что ты тут ищешь?
Стенсер пожал плечами, и только после сообразил, что девушка не могла этого увидеть.
— Сам не знаю. Память, так сказать, отшибло и я не помню даже своего настоящего имени.
— Любопытно, — сказала девушка, — весьма любопытно.
Она раскинула руки в стороны и продолжала шагать, поглаживая пшеницу.
— Ты знаешь об одичание духов?
— Да, — ответил мужчина, — уже слышал об этом.
— Насколько мне известно, не только слышал, но и помогал вернуться к прежней, привычной и благополучной жизни.
— Пожалуй, что так.
— Заметил ли ты, как одичал Кондратий?
«А он что, одичал?» — мысленно удивился Стенсер.
— Неужели не заметил никаких странностей? — со смехом спросила девушка. — Впрочем, не со мной тебе об этом говорить… да и захочет ли? Лучше не спрашивай, а то ведь и за обиду принять может!
Стенсер же всё-таки подумал: «А не настоять ли? Глядишь, и в ответ помочь смогу!»
— Но скажи мне, человек, — продолжала она. — Что ты знаешь обо мне, моей сестре и подобных нам?
«Каких таких?» — мысленно изумлялся мужчина. В слух он сказал: — Прошу меня простить, но я, кажется, ничего не знаю.
— Духи, это нечто среднее, между нами, и вами, людьми. Когда нет подобных мне, то духи начинают дичать, когда нет людей… — девушка замолчала, но ответ был обоим понятен. — И всё же, даже мне без людей становится тоскливо и скучно. К чему что-либо делать, если никто этого не оценит?
— И что же ты и тебе подобные делаете без людей? — спросил Стенсер.