Стенсер сглотнул застрявший в горле ком.
— Ну отчего же сразу торгуюсь? Пытаюсь найти способ быть обоюдно полезными и при этом, так сказать, загладить вину, — а после, с изумлением спросил. — К тому же, как именно я смог оскорбить твоего… эм… — Стенсер запнулся, понимая, что сказав «Хозяина», может прогневать животное, а этого ему ну очень уж не хотелось делать. — Чем я оскорбил чащёбника?
— О! А теперь ты скажешь, что не знал, что случайно переманил его слугу, или… тебя кто-то попросил?
Стенсер подумал, стоит ли говорить о полуденниках и полуночниках, но решил: «Не стоит их сюда приплетать. Того и гляди, только за одно то, что их упомяну, на клочки порвёт!»
— Молчишь? Неужели ты так и не понял, что я могу тебя прямо здесь, сию же минуту съесть? — огромный кот, точно улыбнувшись, обнажил крупные, хищные клыки.
Стенсер почувствовал странное, — какая-то холодная решимость, точно подступила к нему. Он глубоко вздохнул, и точно ничего кругом не было, собрался с мыслями. Какие-то мгновения, и человек действительно стал являть собой мужчину:
— Если я кого и обидел, то пусть об этом скажет мне, лично. Возможно, мы сможем договориться, и никто не останется обиженным. Если я тебя чем-то задел, то давай поговорим и об этом. Что ты от меня хочешь?
Кот, продолжая скалиться, зарычал. Но Стенсер не переменился в лице, — остался всё таким же решительным.
— Вот это мне нравится! — сказал кот. — Такой разговор как раз по мне!
82
Стенсер продирался сквозь редеющий лес. Совсем скоро он мог без опаски шагать по лесной тропке. Он видел, как вдалеке ярко сияло солнце, — там был выход из леса. Но всё же молодой мужчина не мог отделаться от образа хищной кошки, которая придавила его к земле и говорила с ним.
Это разумное животное с тёмно-зелённой шкурой, россыпью чёрных точек и внимательными, крупными глазами. Мужчина с тревогой вспоминал, как эти глаза вглядывались в него. Но ещё больше он беспокоился о том, как это ему удалось избавиться от страха и стать к нему безразличным.
«Неужели я тут успел так сильно измениться, что себя же и не узнаю?» — думал он.
Он вспоминал, что сказал ему этот хищник, любимец чащёбника:
— Знаешь, а ты можешь мне помочь… в лесу голодно, в последнее время. А я, знаешь ли, люблю вкусно поесть. Ты говоришь, что мы можем быть полезны друг другу? Ох, ну а почему бы и нет? — кошачий, вибрирующий смех вновь прозвучал, но уже в уме мужчины. — Принеси мне чего-нибудь поесть… и, будь так добр, побольше. И тогда… будь уверен, что чащёбник не узнает о том, что ты шастал в его владениях. Не так уж и плохо, верно?
«И что я мог ответить?» — сокрушался Стенсер, интуитивно понимая, что уже проиграл странной животинушке.
По пути домой он зашёл вначале в баню, обратился к старику со словами:
— Прости, но я, кажется, опять вляпался в историю.
Банник ответил что-то вроде:
— Да как тебе это удаётся?
Но всё же дальше они уже шли вместе. Стенсер пообещал нетерпеливому старику, что как только он соберёт дома всех трёх стариков, то сразу и расскажет. Банник, было, обиделся, но быстро забыл о том, что осерчал на человека. А в разговоре с дворовым даже помог:
— А ну брось ты это! Ну, попал человек в беду… разве когда-то бывало иначе? Ты такое помнишь?
— Нет, — печально вздыхал дворовой. — Не помню.
Нечто подобное повторилось, когда Стенсер, придя домой, сказал домовому о том, что нужна его помощь.
— Опять? — воскликнул домовой.
За обедом, ковыряя в тарелке, Стенсер рассказывал о случившемся. О том, что его хотел съесть странный, крупный кот. О том, что какой-то чащёбник на него, человека, прогневался. А старики, переглядываясь, даже не стали комментировать случившееся.
— И что от тебя попросили?
Стенсер рассказал об требование кота.
— И ты что, в самом деле, собираешься его кормить? — с издёвкой спросил дворовой.
— Да вот и думаю, а нужно ли?
— Облезет, морда полосатая! — вскричал домовой.
— Тоже об этом думал, но… есть у меня сомнения… — начал человек, а банник, точно прочитав мысли, прибавил:
— Что придёт как-нибудь ночью, да по-тихому сцапает!
— Кот-то? Да он из леса морды не сунет! — выкрикнул домовой.
— А вот накляузничать чащёбнику вполне себе может… — тоже опечалившись, сказал дворовой. — А уж тогда…
— Ты думаешь, что этот старый пень, — говорил домовой, — поплетётся сюда, чтобы свести счёты?
— А то-то ты не знаешь его маразматичного нрава! — сказал банник.
И старики принялись спорить. Домовой утверждал, что не нужно вовсе считаться с лесными, говорил: