— О Господи! Хватит на сегодня. Ты, поди, устал?
— Пить хочется...
— Пойдем, пойдем! Я тебе кваску с брусникой... Ты запомнил чего-нибудь? Наговорил я тебе... — Старик хихикает виновато, травы — его слабость.
Митя передергивает плечами:
— Запомнил. Почти все... Завтра проверишь. Правда, устал что-то. Пить...
— Да, да! Пошли! Э! Вон, Федька вернулся. Ну-кося, попробуй, напугай его!
Мальчик несмело подходит к козлу, оглядывается. Старик ободряюще машет рукой:
— Давай, давай!
Козел деловито тыкается носом в ладонь, в живот, ожидает чего-нибудь вкусненького. Митя берет его за рог и заглядывает в глаза, Козел замирает, потом начинает вырываться. Митя делает жест. Козел вырывается и с недовольным меканьем не спеша убегает в сарай. Дед смеется:
— Ну как?
Митя с сомнением пожимает плечами:
— Да он и так убежал бы, наверное. Они ведь не любят, когда за рог.
— Не скажи. Теперь ласкаться к тебе он никогда не подойдет.
— Ну-у... — Мите становится жалко, — зачем же тогда было пугать? Он ласковый... И смешной, мне с ним весело было... Зачем?
— Затем, что убедился теперь — можешь! Сила в глазах есть.
— А обратно нельзя?
— Нет, все! — жестко отрубает старик. — За все надо платить.
Мальчик не верит. Он бежит в сарай к Федьке, бросается к нему, хочет погладить, как тот любит, за ухом, но Федька, громко блея, кидается прочь. Митя выходит из сарая озадаченный, со слезами на глазах. «Значит, не обманывал дед, значит, вправду могу... Но тогда?..» Ему вовсе не радостно от такого открытия, а горько и жалко. «Как он сказал? За все надо платить. За что, «за все»? Вот за это умение? Но ведь так всех друзей растеряешь. А если не пугать? Если б я Федьку не напугал?»
— Деда! А если б я его не напугал, он как? Сам не сбежал бы? — Митя почти умоляюще смотрит на старика. Тот подходит, гладит ласково его сивую голову:
— Тогда ничего. Ты думаешь, почему я тебе Шарика не дал пугать? Мальчик улыбается сквозь слезы, облегченно, но дед не дает ему радоваться:
— Но ты запомни: если не хочешь кого напугать, в глаза тому не смотри! От греха... Понял?
— Понял! — Митя хоть и не понял, но обрадовался страшно; можно, значит, оставить все как есть, если осторожно!
— А почему? Что, глаза у меня, что ли, нехорошие?
— Хорошие, хорошие, — дед улыбается, — но тяжелые. Как у меня почти... Я давеча не рассчитал сдуру, переломил, чуть беды не наделал... Но ничего, подрастешь, еще силы наберешь. Редко такие-то глаза бывают. Я вот давно живу, а такие первый раз встречаю. Ты не бойся, но знай. Ты должен знать. Вот посмотри на меня, не бойся.
Митя с опаской поднимает глаза. Видит темные сполохи в глазах старика, но слабости, тошности в себе не чувствует. Правда — страшно! Старик отворачивается:
— Вот видишь? Ничего и не случилось. А оттого это, что у тебя тоже сила в глазах большая. Но ты ее в дело не пускай как зря, а только при великой необходимости.
— Это когда же — при необходимости?
— Ну, медведь на дороге встанет... или лихой человек... А так — смотри! А то всех вокруг себя распугаешь.
Мальчик осознает только, что заимел что-то грозное, опасное, что может наделать много бед.
— Деда, а ты не сможешь его как-нибудь назад?
— Федьку? Нет! Тут и я ничего не могу. Тут ошибаться нельзя. Ошибся — не исправишь. Тут очень осторожным надо быть!
— А что, с человеком тоже что ли так?
— Хых! Еще как! Человеку и рукой иногда показывать не надо, только взгляни.
«Ну что за наказание! И что это за глаза такие? Как я узнаю, как с ними быть? Что можно делать, а что нет? Кто мне скажет, кто поможет?» — мальчик расстраивается до слез.
— Я помогу! Не бойся! С нами Бог, сынок! С нами Бог. — Дед обнимает его крепко за плечи, ведет в избу. — Успокойся, всему свое время. Все мы с тобой уладим, все разузнаем... Пойдем, посидим, кваску попьем, с брусникой...
* * *
— Воевода! Монахов след отыскался! — Станислав, начальник разведки, влетел к Бобру в горницу взвинченный, запыхавшийся.
Бобер сидел перед жарко пылающей печью, вытянув к огню ноги. На дворе стоял конец октября: сырость, холод, мерзость. Бобер только что вернулся с дальней заставы, устал, промок. На крик Станислава он, как ни странно, даже не повернулся, откликнулся невнятно: