— Нет.
— Зря! Костью ты в горле Олгерду сел. Придется ему как-то от тебя отмазываться.
— Что значит — отмазываться?
— Награждать. Думаю — даст удел. И немалый.
— Какой? Где у нас лишние уделы?
— Думаю, на границе с Ордой, ближе к Киеву.
— Радость мне великая на границу с Ордой с голым задом выходить.
— Почему с голым?
— А чем я от Орды закроюсь? Войско, которым я татар бил, не мое — твое да Любартово. Оно при вас и останется. Вместе с арбалетчиками, кстати. Даже «бобры»... — Дмитрий махнул рукой.
— Своих подданных на конь посади.
— Даже если будет кого посадить, в чем я сильно сомневаюсь, и то сколько времени надо, чтобы сброд стал на войско похож. А ведь там землепашцев нет... Скотоводы? Это кочевники, татары... Купцы? Те все мимо идут... Бродяги? Разбойники? Кого на конь сажать?
Кориат пожимает плечами:
— Отказываться, ты понимаешь, нельзя.
— Почему?
— Все потеряешь.
— Но почему?! Ты что, от своих обещаний отказываешься, что ли? Ведь ты меня везде наследником называешь.
— Моей смерти ждать будешь? — печально усмехается Кориат.
— Ну при чем здесь это, отец?! Я к княжению как таковому никакой тяги не имею, пропади оно пропадом! Неужели ты не заметил?! Я бы и так прожил! У меня и занятий, и интересов — во! — он показал над макушкой. — Но обстоятельства! В походах отличился, жена знатная... Ну и дай мне в управление что-то... половину, треть, четверть... своего княжества. Формально! А управляй сам! А я по-прежнему войском буду заниматься. Пойми, чтобы войско стало боеспособным, им надо заниматься гораздо больше, чем мы сейчас. Им постоянно надо заниматься, только им и больше ничем! Я с арбалетчиками хорошо это понял.
— Насчет войска я с тобой согласен полностью. Насчет остального... Ведь решать буду не я, решать будет Олгерд. Конечно, если ты откажешься... Мое слово неизменно — ты главный наследник. Но умри я, что будет — знаешь?
— Знаю...
— Ну вот. Олгерд посадит, кого сочтет нужным, и если, как ты хочешь, будешь сидеть под моей рукой, окажешься под кем-нибудь... вон Ягайло у него, соплячонок подрастает, любимец. Он его уже во все дела тыркает, можешь под ним оказаться. Хочешь? А он тебя на другой день под зад коленом. Как сейчас ты у Любарта сидишь, так и у меня будешь. Зачем тебе в таком раскладе хомут на оглоблю менять? Там у тебя полк свой, войско, дело. Любарт за тебя горой: ему с таким войском, да с таким воеводой никакие поляки не страшны. А тут? Все сначала? А шанс?
— Неужели все так безнадежно?
— Что значит безнадежно? Так всегда было, и при Гедимине, и сейчас.
— Так что ж ты мне всю мою жизнь голову морочил своим наследством?! — Дмитрий срывается чуть ли не на крик, в нем закипает бешенство.
— Успокойся, сын. Не последний я человек в Литве. И в семье. Меня слушают, я много для Литвы сделал. И для Олгерда лично тоже. Так что я... ну, не уверен, но крепко надеюсь, рассчитываю... что хоть последнюю мою волю исполнят.
— Последнюю... А то ты не видел! Пока жив, нужен — рассчитывай. А не нужен стал — в канаву! И не вспомнят.
— Ну уж, не так уж... не так уж мрачно. И здесь уже не только я. Ты тоже ведь ему нужен, крепко нужен, и если все это сложить... Но с другой стороны, если от удела откажешься... Ты и так ему много перечил.
* * *
Перед общим советом Олгерд чуть ни с каждым обстоятельно переговорил с глазу на глаз, а Дмитрия позвал одним из первых. Сидел в представительской палате за огромным столом, накрытым белой скатертью с лаконичным (будущим белорусским) узором, в роскошном широком (на двоих бы, пожалуй, хватило) кресле с высокой резной спинкой, красиво загнутыми подлокотниками. Напротив, через стол, стояло точно такое же кресло, только без спинки.
Олгерд показал рукой — садись. Дмитрий сел. Оказалось очень неудобно: без спинки не опереться, а очень хотелось, потому что ноги доставали до пола только носками. Дмитрий съехал вперед, оперся об пол всей ступней и мысленно выругался.
— Ну, знаешь, зачем позвал? Дмитрий пожал плечами:
— Нет.
— Но ведь зачем-то мы все здесь собрались?
— Это слишком емко.
— Верно. Надо осмыслить сделанное, решить, как дальше быть.
— Я думаю, мои советы тут не понадобятся.
— Почему? — Олгерд чуть усмехнулся.