— Да тут раздумывать, вроде, много не надо.
— Понимаю. Хочешь сказать, что будешь воевать? Наслышаны мы о твоих подвигах. А Великий князь ждет-не дождется, собирается уже с тобой татар бить.
— Татар?! — Дмитрий не может сдержать довольной улыбки: — Горяч князь-то, видать.
— Горяч! Не в отца и не в деда. В Вельяминовых, что ли? А ему горячиться рано пока. Да что — пока, всю жизнь, пожалуй, еще горячиться не придется.
— Почему?
— Рано. Не скоро мы на татар сил наберем.
— Как набирать...
— Как ни набирай! Рано! Князь же так не думает. Но он неопытен. Твоя задача — убедить его в преждевременности таких стремлений.
— Почему моя?
— Потому что ты для него авторитет. Немцев бил. Татар побил! Боюсь, он в рот тебе заглядывать начнет. И побед над татарами просить или требовать уже для Москвы.
— Чего же ты боишься, отче?
— Что воспользуешься. И по-своему настроишь. Потому важно, чтобы ты хорошо разобрался в наших заботах и болячках и давал князю правильные советы.
— Ну, я постараюсь. Только ты, отче, сам мне в этом помоги.
— За тем и призвал тебя сразу, за тем и говорю так подробно. Но уже вижу — не слышишь ты меня.
— Почему это?! — изумился Дмитрий.
— Ждать не хочешь. Как и князь.
«Да! Видно, как дед Иван, по глазам читает. И с ним таиться бесполезно», — Дмитрий стал искать слова:
— В душе, отче, может, и не хочу. Но ведь я действительно обстоятельств ваших совсем не знаю. Как можно что-то хотеть и решать, не зная...
— На то и надежды мои, что, узнав, ты поймешь. И поступать станешь соответственно. Я-то вообще хотел бы, чтобы ты по отцовской дороге у нас пошел.
— По чьей?! — не понял Дмитрий.
— Отец твой, князь Кориат, мудрый был человек, дальновидный. И переговорами гораздо большего добивался, чем мечом, хотя и воевать умел хорошо.
— Понимаю, отец Алексий, что ты хочешь от меня, только боюсь — не получится.
— Почему?
— Ну, во-первых, всякое дело любить надо, а я это как-то не очень... а во-вторых, и это, может быть, главное — не заладилось у меня. Я в этих делах на судьбу полагаюсь, в приметы верю и убедился уже не раз, что приметы верно показывают. А тут... Не знаю, писала ли вам Любаня об этом, но первый же мой дипломатический опыт, сразу после свадьбы, боком вышел.
— Не помню сего, сыне.
— Было так. Взял меня отец с собой в Орден. И сразу, с порога налетел я там на ссору с рыцарем, да такую, что вдрызг, до поединка дошло. И хотя жизнь я себе кое-как сохранил, зато дипломатия наша — вся насмарку, потому что Олгерд всю ставку делал как раз на того рыцаря, которого я ухлопал. А уж как сразу не заладится, так и будет потом ехать вкривь и вкось, будь ты хоть семи пядей... Или ты по-иному считаешь, отче? Митрополит пожевал губами:
— Нет, сыне, и я к тому же склоняюсь, — и хитровато прищурился, — а в воинских делах у тебя, значит, сразу гладко пошло?
— Тьфу-тьфу-тьфу! Да. Я даже не ожидал. Уж как я осторожничал в Ордене, как старался, слушался, готовился — а влип! А в драке... И учтешь вроде не все, и рискуешь, а выходит удачно.
Митрополит тяжело вздохнул:
— Ну что ж, сыне, исполать тебе в деяниях твоих. Только воевод лихих у нас много.
— Воевод-то, может, и много, да кого им водить... Посмотрел я на ваших воев, что-то не глянулись они мне, не в обиду будет сказано.
— Не след мне, конечно, военные дела обсуждать, но чем тебе наши вой не понравились?
— Беспечны не в меру, это что сразу в глаза бросается. И умеют мало.
— Ну что ж, — в голосе Алексия послышалось удовлетворение, — вот это князю и внуши. Чтобы не обольщался.
— Обязательно внушу.
— А что еще?
— А еще, отче, самое главное. Вижу, весь город погорел. Часто, наверное, так бывает?
— Да как сухое лето, так и... Хотя такой беды страшной, как ныне, ни разу не случалось.
— А почему же стены-то деревянные?! Налети враг, так подожгут ваши стены, и что?! Ни один уважающий себя город ни в Литве, ни в Польше, тем более у немцев, не мыслит себя без мощной каменной крепости. А вы? Как же вы? Всей Русью командуете, ярлык у вас... А наскочит на Москву кто-нибудь нечаянно — я так понимаю: по лесам разбежитесь?
Алексий, как Дмитрию показалось — смущенно, покрутил головой:
— Не ты первый говоришь это, сыне. И понимаем мы значение каменных стен. Только возможности наши... Все не наскребем никак средств на такое великое дело.
— Не знаю, отец Алексий. Москва со всей Руси дань берет. Неужто все в Орду отвозите? Неужто себе ничего не остается? Какой тогда прок в самом сборе дани?