— Остается, но и трат неотложных множество.
— Ой ли? Такое ли множество? Не мудрят ли и пред тобой твои многомудрые бояре? Увидел я, какие у них подворья вырастают, не чета и митрополичьим. Но если даже и так, каменные стены — самая первейшая забота, самая неотложная!
— Первейшая забота, сыне, не допустить никого до этих стен, — вздохнул Алексий, а внутри забеспокоился: «Круто паренек забирает. У него давно, видать, все по полочкам разложено, четкая программа просматривается. Но программа-то — на войну! Это жаль. Не союзник он мне в воспитании князя. Значит, от князя его отодвинуть... И тоже жаль! Ведь верно все говорит. И боярскую корысть сразу углядел. Верно, хапают бояре московские, даже Божьего гнева не боятся... А на счет крепости вовсе — что возразить? Тем более, стены не нападают, стены защищают», — и попытался отбиться последним аргументом:
— А ты не предвидишь, что будет, когда татары увидят каменные стены Москвы?
— Что ж тут предвидеть? Кто ж такому обрадуется? Но ведь когда-то придется начинать! Неужели вы мыслите и дальше надеяться на дипломатию и деньги? Надеетесь хитрить и откупаться? Хитрость и подкуп — удел слабого. Но нельзя управлять всей Русью, пользуясь методами слабого. Не так ли? А с татарами... На то и многомудрые бояре у тебя, отче, чтобы татар тех же заболтать, сгладить впечатление от каменных стен.
— Да, сыне, да... Тем более, что вопрос со стенами давно над нами висит. И все же... Стены — от татар. Своих мы и так одолеем.
— Что ж, вам видней. Но разве, кроме татар, нет у вас соседей? Тот же Олгерд, дядюшка мой? Регулярно налетает. То на Плесков, то на Новгород, а то и совсем близко — на Смоленск, даже на Ржеву вашу. И Смоленск, практически, уже с ним заодно. А ну как уговорятся меж собой, да вместе и нагрянут! Ярлык на всю Русь в лесу прятать придется. Что же это за хозяин Руси?
Алексий начал сердиться — Дмитрий бил в самое больное место.
— Не потянет пока Олгерд. У него Орден на плечах.
— Верно, не потянет. Но пока. А согласись Олгерд Литву в католичество крестить? Я его знаю, ему ведь совершенно наплевать, как креститься, справа налево или наоборот. Тогда он может и вместе с рыцарями сюда прогуляться.
Алексий машинально перекрестился, а Дмитрий улыбнулся:
— Ну, это, может, и не получится. А если получится, то не вдруг. То есть время, чтобы подготовиться, будет. Но не так уж его много.
— Сыне, неприятные вещи ты говоришь, но игнорировать их, что под одеялом от чертей прятаться. Понял, куда ты клонишь, и вижу теперь устремления твои и место на Москве. Коли соберемся каменные стены ставить — первым пойдешь? Так?
— Так, отче, и денег сколько смогу дам. Только проку от меня, пожалуй, немного будет. Тут строители хорошие нужны, да люди, знающие в крепостях толк, — Дмитрий вдруг вспомнил про Иоганна, — есть у меня, правда, один человек, много пользы принести может. А сам я...
— А сам ты недоволен войском нашим. И хочешь его улучшить. Так?
— Вот это в самую точку, отче! Войско надо настоящее ладить. И тут я, может, пригожусь.
— Исполать тебе, сыне, исполать... Только повторяю: не вздумай князя преждевременно увлечь. Войско нам нужно пока лишь, чтобы своим, русским, пальцем грозить. Князь должен понять, что на татар замахиваться нельзя. И из этого исходить в своей политике.
— Отче, я пальцем грозить не умею. И мне политику не делать.
— Вот именно, что не делать! То есть делать, но не тебе. Так ты смотри, тому, кто делает, ножку не подставь, — и посмотрел своим строгим и одновременно ласковым взором прямо в глаза: — Понял ли?!
Дмитрий засмеялся:
— Понял тебя, отче. Хорошо! Улыбнулся и Алексий:
— Что хорошо?
— Когда все понятно. Когда не крутят, не темнят, а прямо, без хитростей всяких, уловок... Не привык я. Хорошо!
— Ну и слава Богу! Ступай с миром.
Дмитрий ушел, а митрополит, заглядевшись ему в след, крепко задумался. «Парень хорош, остер! Но своенравен и самоуверен. Такой много пользы принести может. Если куда надо бить станет. Если же нет, таких дров наломает! В общем, еще одна головная боль. Князь молод, податлив... И если б он только тебя слушал. А то подвернется вот такой, скажет: пойдем татар бить! — и кинется мой князь, веревкой не удержишь. И схлопочет! Нет, этого от князя куда-нибудь подальше!.. А вот врезал бы он кому из соседей, коль в бою искусен! Хорошо бы! А то ведь действительно Москвы никто не боится. Денег ее боятся, татар, за спиной ее стоящих. Вот если б ее самое! Ну а если он врежет? Тогда уж мне точно князя в узде не удержать! Истинно, головная боль, да еще какая!»