Когда вереница бояр иссякла, монах тронул Дмитрия за руку:
— Пора и нам, князь. С Богом.
— Ну что ж...
Отец Ипат подвел Бобра к Великому князю, поклонился, проговорил громко, внушительно:
— С приездом, Великий князь, в родные стены. С молодой женой! Счастья вам, здоровья да согласия! Пусть сопутствует тебе удача во всех делах твоих! Вот прими в помощники и оцени по достоинству зятя своего, волынского князя Дмитрия, он прибыл на днях из Литвы.
Бобер взглянул на князя, оценивая вблизи, опасаясь подавить взглядом: «Хорош! Взгляд-то, может, и простоват, да решителен. Это тоже к лучшему!»
— Здрав будь Великий князь! Прими мои поздравления.
Князь смотрел на Бобра во все глаза, оценивая: «Что-то хлипок... Невысок, худ... Как это он огромного рыцаря смог завалить? Надо попробовать с ним на мечах... А смотрит хорошо, не как дядя Вася. Не свысока, не как на маленького. А вровень. Только тяжело как-то... будто ладонью тебе лицо отворачивает, отталкивает...»
— Здравствуй, князь Волынский! Спасибо за поздравления. Я рад, очень рад тебя видеть! Вот сейчас разделаюсь с церемониями, вздохну, умоюсь и — заходи. Пока там пир готовят — поговорим.
Бобер приподнял брови:
— Не устал с дороги?
— Не-ет, не волнуйся. Вот жена моя, Евдокия, — Бобер поклонился жене, — вот бояре близкие: Михаил, Федор. Запомни их, полюби, — Бобер раскланялся с боярами.
— Миша!Позовешь князя Дмитрия сразу же, как управлюсь со встречей. А сейчас пойдем, что там еще осталось?
Уже через час Бренк вошел в палату к Бобру. Тот сидел в обществе жены, Юли и монаха и слушал веселый рассказ женщин о свадьбе, князе и новом московском житье-бытье. Сыновья чинно сидели рядом с отцом на лавке и внимательно, по-взрослому слушали разговор.
Мишу поразили прекрасные, абсолютно счастливые лица женщин. Особенно Юли, глазищи которой так бешено-радостно сияли, что превращали ее в какую-то просто сказочную птицу.
«Ну и ну! Как это я раньше в ней не заметил?!» — он так и застыл у порога с приоткрытым ртом, забыв с чем пришел.
— Проходи, проходи, боярин, чего встал, — весело загудел отец Ипат, — садись, промочи горло, сказывай, зачем пожаловал.
— День добрый, хозяева, — Миша встряхивается по-собачьи, отгоняя наваждение, — Великий князь и княгиня зовут вас к себе на ужин. Но допрежь того тебя, князь Дмитрий, Великий князь просит к себе, поговорить с глазу на глаз. Пойдем, я провожу.
— Хорошо, — Бобер внимательно оглядывает посланца, замечает, как он смотрит на Юли (впрочем, это все замечают, прежде всего сама Юли, которая начинает безотрывно глядеть на Мишу, бесовски улыбаясь и вгоняя его во все большее и большее смущенье), улыбается тоже, — только ты все-таки пройди, сядь на минутку.
Миша проходит и садится на край скамьи, прячет глаза от Юли.
— Скажи мне, боярин, вот приехали вы... и сразу, еще вздохнуть не успели — раз! раз! уже зовет, уже дела делать. Он что, всегда так, или с нами особая срочность?
— Врать не буду, — Бренк не может не оглянуться на Юли, натыкается на ее улыбку, опять поспешно опускает глаза, — ждет он тебя, с нетерпением ждет. Потому и сейчас зовет. Чтобы поговорить серьезно, до пира, да веселья.
— О чем?
— Это он сам тебе сейчас скажет. Пойдем.
— Пойдем. Ну а вы, — Бобер оглядывается на своих, — готовьтесь к пиру. Любань, ты для меня приготовь уже все по-московски, а то я пока...
— Приготовим, приготовим, — отвечает за всех монах, — ступай с Богом, — и крестит уходящего Дмитрия в спину.
Если бы не пожар, это была бы та самая палата, где принимал Кориата Семен Гордый. Теперь, в еще недообустроенной новой Семенов племянник принимал Кориатова сына. Он вышел из-за стола, широко улыбнулся:
— Ну, здравствуй еще раз, зять!
— Здравствуй, Великий... — Бобер запнулся, усмехнулся, не находя верного слова.
— Давай так, — перебил Дмитрий, — мы тут сейчас одни. Когда одни, тогда — шурин. Или лучше «тезка». Идет?
— Идет!
— Проходи, садись.
Бобер прошел и сел, смотрел вопросительно. Дмитрий обошел стол, устроился напротив, уставил было свои шустрые глаза в глаза зятю, но сразу потупился:
— Ну рассказывай!
— О чем? — удивился Бобер.
— А обо всем. Как доехал, понравилась ли Москва, что не понравилось, что делать думаешь.
— Много вопросов, — улыбнулся Бобер, — да еще каких! Разве так сразу ответишь? Доехал хорошо. Приключеньице было одно, но о нем отдельный разговор. Москва? Что ж Москва... Пожарище пока... стройка... Но народ у тебя, князь... э-э, тезка, хоррош! Цепок!
— Как-как?!
— Носа не вешает, смотрю. Даже в такой-то беде.
— А-а! Да. К бедам привычные.
— Что привычные — хорошо, а вот что бед много — плохо.