Опыт. Арбалеты, чехи. Чехи поехали-таки! Раздолбай вы мои бедные. Как вас облапошили... Но почему облапошили?! Может, они тут в десять раз лучше заживут.
Ну и не только чехи. Корноух поехал, беззаботная головушка! Все бросил. Алешка, Гаврюха. Жаль, Станислава не будет. Кем его заменить? Алешка не командир, ему б только по лесу шастать. Гаврюха? Этот разведкой не занимался. Ладно, поглядим. Главное — монах при мне, с ним не пропаду. И присоветует, и поддержит. А Любаня! Такая помощница! И Москва ей привычна.
Да я, оказывается, очень даже обеспеченный со всех сторон человек! В отношении людей, в первую очередь. Важных, нужных, любимых, любящих! Любящих... Ведь и Юли со мной. Ах, Юли! Как же я ошибся! Думал — пройдет. Не прошло! И теперь уж не пройдет, видно. Ну и хорошо, ну и ладно. Только бы в тайне удержать.
А насчет нужных, Ефим этот — просто бесценный мужик, выходит! Из дерьма золото делает! Как он смолян ловко обул! Те даже не обиделись! Боюсь, усядется покрепче в Москве, под себя грести начнет. Да черт с ним гребет, лишь бы мои интересы соблюдал. Но без меня ему никуда, и он это лучше всех понимает. Так что мои дела — его дела.
Мои дела... Как ты их видишь, твои дела? С чего начнешь? Получишь удел, как в Бобровке, и начнешь в нем полк готовить? По-своему. Но ведь что это — полк? В масштабах такого-то княжества. И даже не одного, а над многими главного. Так, мелочь, фу! Нет, надо побольше что-то как-то... Но для этого необходимо себя зарекомендовать. Кто тебе вот так, с бухты, барахты, войско доверит? Правда, Люба с монахом должны прежние мои дела приподнести, подвести фундамент. Но это слова, а нужны дела. Чтобы не услышали, а увидели. Не увидят — войско не доверят. Войска не будет — показать ничего не сможешь. Замкнутый круг! Опять на монаха надежда, авось убедит...
Что ж они развылись-то нынче?.. Никогда раньше так не заливались, твари...»
Волки не дают задремать, раскатываются на два голоса, как в церковном хоре. Только больно уж уныло. И громко.
— Андрюха, не пожалей пару стрел. Достали они меня, спать охота.
— Стрелы-то такие, князь, когда еще сделаем? Жалко, — Корноух откликается свежим голосом, значит, и ему уснуть не удается.
— Может, потом отыщешь...
— Ну да, там отыщешь. Там так разметут и закопают...
— Да Бог с ними, со стрелами, спать-то и самому, небось, охота.
— Еще бы! Ладно. Петр, Матвей, дойдите на ту сторону. Только по одной! А я тут... — Корноух встает, идет за арбалетом.
Через минуту он садится за угол шатра, осторожно, чтобы волки не заметили, поднимает свое оружие.
— Зугг! — и там, за кострами раздается жалобный, почти человеческий: уй-й! И с противоположной стороны поляны несется душераздирающий предсмертный вопль.
Концерт моментально смолкает. А через малое время начинаются возня, рык, мельтешение, шорох.
— Ну вот, заснуть успеем, — Дмитрий поворачивается на бок и закрывает глаза.
* * *
Жилья вдоль дороги хватало. Дружинники засматривались на него с интересом: как они тут? Похоже на наше, не похоже?
Усадьбы выглядели небедно. Избы большие, просторные. Много хлевов для крупной и мелкой скотины. Но сразу бросалось в глаза, поражало: не было видно нигде ни одного воинского дозора, ни одной заставы.
«Что ж такое? — ломал голову Дмитрий, — Или бояться некого, или столь беспечны?»
Правда, останавливаясь в деревнях, он со второго же раза приметил: встречали их только ветхие старики и старухи, молодых не было. Прятались, значит, а стало быть — следили, наблюдали. Значит, какая-то система предупреждения и охраны была! А коли укрывались — значит было где!
Князь сам обстоятельно расспрашивал встречавших стариков: чьи, как живут, часто ли налетают лихие люди?
Те отвечали почтительно, но без угодливости, и уж точно без боязни: живем потихоньку, как все. Похвалиться шибко нечем, но с голоду не пухнем. Лихие люди? Редко. Как Иван Данилыч, царство ему небесное, у себя начал их шугать, они сперва было к нам сюда... Так он им вслед стал отряды гнать, до самого Смоленска. И пропали они как-то, перевелись... Это на нашей памяти уже было, хорошо помним. Раньше отбою не было — беда! А теперь редко... да и то, шайкой-то не назовешь, шальные какие-нибудь, отмороженные... С ними и сладить легко. Вот ежели князь какой с дружиной попрет, тогда лихо.