Первое время Банзен уверовал в проповедуемый Шопенгауэром аскетизм, как средство „искупления“ мира, но мысль, что все аскеты переживали новые „падения“, мешала ему уверовать в достижимость идеального умерщвления воли. Неприемлем был для Банзена и идеализм теории познания Шопенгауэра; Банзен не хотел признавать время и пространство только формами нашего сознания.
В 1858 году Банзен, наконец, „сдался“ и поступил учителем гимназии в Анклам (Восточная Пруссия). Здесь он попал в ужасно грязную и некультурную обстановку. Гимназия была устроена „на подобие иезуитской коллегии“; все было проникнуто лицемерным благочестием и казарменной дисциплиной. Попытки Банзена пропагандировать свои педагогические идеи, основанные на признании самостоятельности ученика и на уважении к его индивидуальным особенностям, были встречены, как „ужасная ересь“. После долгих хлопот о прибавке жалованья и об освобождении от обязанности преподавать катехизис, Банзен перебрался в Лауэнбург (в Померании), где, однако, условия жизни были немногим лучше. В этом-то уголке Банзен прожил до конца жизни (умер он 7 декабря 1881 года), изредка путешествуя по Германии в каникулярное время. Скромная и незаметная жизнь Банзена невольно напоминает жизнь другого одинокого парадоксального мыслителя — Макса Штирнера. Первые годы жизни в Лауэнбурге были, впрочем, для Банзена счастливыми. 22 Февраля 1862 года он обвенчался с Меннитой Меллер и, казалось, достиг осуществления своей мечты о семейном уголке, проникнутом лаской и любовью. Но уже 31 июля 1863 года жена умерла от родов, оставив маленькую дочку. Банзен всегда говорит о покойнице с чувством глубокого благоговения и сердечной нежности: в ней нашел он действительно близкого и чуткого человека. Всю любовь свою сосредоточил он на дочери, которая, по уверениям Банзена, одна из всех окружающих людей его всегда понимала. Слова жены, незадолго до смерти советовавшей Банзену печатать его рукописи, побудили его обработать ряд набросков по психологии характера, из которых возникли „Очерки характерологии“. Способ возникновения отразился на этом несколько отрывочном и беспорядочном сочинении. Кроме того, дань почтения к „учителю“ заслонила собственные воззрения Банзена. В дальнейших сочинениях Банзен освобождается от этой зависимости, особенно укрепляясь благодаря своему „одиночеству“ среди философов. Постоянные неудачи литературных работ Банзена имели много причин, о которых я еще скажу ниже; здесь упомяну лишь одно препятствие, ставшее на дороге при опубликовании первого же большого труда. Издатель вернул рукопись, так как не разобрал ее: у Банзена был „ужасный“ почерк. Под влиянием этой неудачи Банзен так обращается к памяти жены в стихотворении „Auch das nicht“13 (Е. VII, стр. 270):
„Завещание“, однако, удалось исполнить, но скоро Банзена постигло худшее. Наступил день, когда он почувствовал, что утратил навсегда не только живую Минниту, но и образ ее. В 1868 году он женился второй раз на дочери берлинскjго коммерсанта Герцога. У них было несколько детей, но... „между мною и этими детьми стояла стена“. Жизнь с женой была, повидимому, очень неровная. В статье „Под гнетом загадочного“ Банзен говорит: „на личном опыте узнал я, что значит порвать друг с другом; что такое надорванные (eingerissen), но не разорванные (nicht zerrissen) отношения“. В 1874 году они расстались. Банзена угнетала мысль об измене памяти первой жены; он выразил эту скорбь в потрясающем стихотворении: „Проклятие припоминания“ (Bann der Erinnerung L., стр. 269—270):
12
„Сегодня воскресное утро; христианин идет в церковь, а я ищу место, где схоронено тело моего учителя. Все святоши воображают, что мы лишены чувства преданности, но я пришел сюда, чтобы показать, что это неправда“.
14
„Я хотел сплести венок в честь твоей могилы, но все было тщетно, не украшен твой холм и безгласно наше имя“.