— Но, честное слово, я ничего не слыхал о дрессированных автомобилях. — Карамышев растерянно провёл рукой по лбу. — В моё время, как вы выражаетесь, ничего подобного не было.
— Кажется, я начинаю догадываться, — сказал инженер. — И если я прав, Ребров где-то неподалёку. Может быть, в соседнем леске. И, что особенно важно, — ему нужна помощь. Иначе зачем было устраивать весь спектакль! Необходимо найти место, где он покинул машину.
Однако задача оказалась не такой простой. Следы от колёс на лужайке напоминали запутанный клубок лесы после неудачного заброса спиннинга.
Они обследовали один за другим помятые кусты и, к удивлению, обнаружили, что кольцо деревьев вокруг лужайки нигде не разорвано. Автомобиль вошёл и вышел по одному и тому же коридорчику, ведущему от шоссе. Только вкатился он прямо — старые колеи шли ровно, как рельсы, а выбирался, как уже видели Карамышев и Павленко, «хватаясь за стенки».
— Это произошло здесь, — сказал Павленко, стоя в центре площадки. — Здесь Ребров покинул автомобиль.
Тщетно вглядывались они в помятую траву. Автомобиль так заездил лужайку, точно ставил специальной целью сгладить следы человека.
Карамышев начал было осматривать ближайшие кусты, но инженер спохватился.
— Так ищут грибы…
Он достал блок-универсал.
— Самый надёжный метод — прочёсывание.
Очень коротко и деловито он информировал о положении дел и вызвал помощь.
Тем временем на шоссе прибыл кран, взял автомобиль тремя парами захватов и осторожно переставил на обочину.
— Сейчас он осведомляется, не нужно ли что-нибудь, — улыбнулся Карамышев, вспоминая встречу с кра-ном-джентльменом. — Он ведь не сообразит, что на сиденьях никого нет?
— Что-то разговор затянулся, — удивился Павленко. — Можно подумать, что автомобиль отвечает или передаёт какое-то поручение. Хотя… Знаете, мы с вами… впрочем, вы-то ни при чём, а я порядочный олух! Нам надо было не прятаться от автомобиля, а вступить с ним, так сказать, в контакт.
— Он стремился к контакту, — пробурчал Карамышев. — Но, согласитесь, понимал его слишком механически.
— Да он и не мог бы ощутить, пока не сшиб. Ведь у него нет локаторов. Но вот когда он остановился на шоссе…
— Тогда вы ещё не представляли, что с ним можно разговаривать.
— Вы правы. Мысль пришла мне в голову только сейчас.
— Смотрите, разговор окончился. Мне показалось или на самом деле кран кивнул в знак того, что понял?
— Вы рано начали шутить. Сейчас уже я начинаю беспокоиться о Реброве. Мы его нашли, он жив, но…
— Что но? — снова встревожился психолог. — Только я уверовал в вашу технику, как вы…
— Во всяком случае, он в сознании, — поспешил заверить Павленко.
Послышался гул, и вертолёт опустился на лужайку.
— Ребров находится примерно в километре отсюда, — сказал мужчина в спортивной куртке, спрыгнув на траву. За ним из кабины спустились ещё четверо. — В двадцати или тридцати шагах от высокого дерева с раздвоенной вершиной. Ну, здесь высоких деревьев, кажется, не так уж много!
— Зато половина их с раздвоенными вершинами, — заметил один из его помощников, оглядывая местность.
— Ничего. Откладываем перпендикуляр от шоссе. Те три дерева берём в первую очередь. Пошли!
Он двинулся быстрым спортивным шагом. Карамышев и Павленко едва поспевали за начальником команды; он шёл в середине развернувшейся фронтом пятёрки. Карамышев хотел спросить, что же случилось с Ребровым, но начальник спасательной команды проскользнул меж деревьев, словно уж в траве, и исчез из виду.
Когда они догнали его, тот осматривал местность около дерева с раздвоенной вершиной.
— Что с Ребровым? — спросил Карамышев.
— Психическая травма. И с ногой что-то.
— Крикнем, — предложил Карамышев. — Ведь мы не можем с ним связаться иначе.
— Реб-ров! — закричали они по команде.
— Меня удерживало только то соображение, что надо мной будут смеяться. — Ребров лежал в кровати, вытянув забинтованную ногу. Он похудел за последние дни. Но глаза его блестели. — Ну и упрямство тоже. Уж кольцо-то докручу, думал я. Хотелось испытать, сколько смогу выдержать.
Он перевёл дух и улыбнулся.
Видимо, он ждал этой беседы.
За окном простиралась трасса. Она пересекала город, но никто не касался её бледно-оранжевой поверхности. Видимый кусок её, ограниченный рамкой окна и контурами городских зданий, сохранял в своём облике непреклонную прямизну.