Воспользовавшись мгновенной заминкой, темные фигуры рядом смогли растянуть мне руки и ноги. Плечи взорвались болью — рывок неизвестных пленителей был настолько силен, что мне едва руки из суставов не выдернули.
Закричав от новой порции мучений, я попробовал извернуться — но на запястьях и щиколотках защелкнулись широкие оковы, а цепи натянулись так, что мне было не шевельнуться. Зажмурившись, я сжал зубы, пытаясь прийти в себя, понять где нахожусь, и отстраниться от терзающей все тело боли.
Просторный зал подземелья все больше проявлялся из мрака, освещаясь магическими факелами — дававшими фиолетовый отблеск. Осматриваясь, я с трудом различил высокий потолок, усеянный шипами сталактитов, причудливо переливающихся лиловой тенью от огня факелов.
Спину холодил ровный, полированный камень алтаря, на широкой плите которого я лежал, чувствуя кожей глубокую канавку кровостока как раз под тем местом, где было сердце. Очень надеюсь, меня сейчас убьют — пусть даже жертвенным ножом, — и я вновь окажусь на вилле Лаэртского. Думал об этом, стараясь отгонять другие, более печальные и пугающие варианты.
Незнакомцы — только что цепко державшие мне руки, заковывая в кандалы, отошли, скрываясь во мраке — я видел теперь только смутные силуэты. Напряженные вниманием, но понемногу удаляющиеся.
Вдруг появился яркий свет — одна за другой через подернутой пеленой мрака арки в зал вплывало фиолетовое пламя, заключенное в большие круглые жаровни. И даже не сразу понял, что каждую несут по несколько согбенных фигур. Это были карлики в темных лохмотьях, не очень похожие на людей даже манерой движения, повадками. И совершенно пустые по ауре эмоций — безропотные, местные рабы.
По мере того, как жаровни разносились по залу, пространство вокруг все ярче освещал призрачный свет. Группа — с закрытыми капюшонами лицами, растянувшая меня на алтаре — исчезла в арке прохода. Вместо них появились практически обнаженные девушки — на каждой из них был только распахнутый, ничего не скрывающий плащ. Невольно приподняв голову, я наблюдал за тем, как десяток стройных эльфиек легко разбегается по залу. В том, что это эльфийки, сомнений не было — смуглая, а у некоторых синевато-лиловая кожа, белоснежные волосы, заметные острые кончики ушей, яркие — синие, фиолетовые, лиловые — глаза.
Большинство девушек было покрыто вязью татуировок, оттеняющих кожу: на смуглой узоры были коричневыми, на фиолетовой — темно-пурпурными. Эльфийки расходились по залу, бросая что-то в жаровни; пламя сразу вспыхивало, на краткие мгновения поднимаясь под самый потолок — озаряя все вокруг призрачными тенями.
Вспыхнув на мгновенье, пламя опадало, но жаровни после этого принимались чадить клубами дыма — невесомого, с чарующим душисто-сладким ароматом — дарящим странное, удивительное парящее чувство наслаждения. Воздух вокруг будто сгустился — я не сразу понял, что под высокими сводами потянулось монотонное пение. Монотонное, но ритмичное, притом с каждым тактом напев становился громче.
Вдруг раздался треск — пространство перед алтарем полыхнуло, окружая его стеной фиолетового огня — быстро, впрочем, опавшей. Зал осветило ярким отсветом, смешавшимся с пурпуром эльфийских накидок и развешанных по каменным стенам флагов.
От жаровен уже валил густой, плотный дым — стелясь по полу и скрывая его под собой. Казалось, что эльфийские девушки теперь стоят погрузившись в облако по колени. Вместе с дымом усилился чарующий аромат — от которого по всему телу разливалась успокаивающая томная нега. Мышцы потянуло онемением слабости — удивительно приятным. Монотонная песня в зале звучала все громче — чувствовалось, что поющие девушки уже не в силах сдерживать эмоции, сгорая от желания вкусить безумие плотского наслаждения.
Я вдруг почувствовал легкие касания — едва задевая подушечками пальцев, понемногу усиливая нажим, по мне скользили многочисленные ладони, чужие мягкие губы невесомыми прикосновениями ощущались на лице, шее. Кожу захолодило сразу в нескольких местах — подняв голову, я увидел, как небольшими изогнутыми кинжалами несколько эльфиек срезают с меня одежду.
Я был против, попытавшись остановить их окриком, но мой рот закрыли требовательные влажные губы, сливаясь со мной в жадном поцелуе. Растянутые цепями руки задрожали от предвкушения, а все тело пронзило тянущей жаждой. Чарующий аромат дурманил голову — я будто бы находился в той степени опьянения, когда еще понимаешь, что начинаешь творить непотребства — но уже не переживаешь по этому поводу.
Со страхом понимая, что нахожусь во власти дурмана, попытался освободиться из ловушки желания, но осколки осознания бились словно за стеклянной клеткой, заглушающей голос разума.