— Садитесь, — сказал я.
Ах! Этого хотела судьба! Да и мог ли я противиться ей? Лили была в тысячу раз красивей Мандан, притом она моя соотечественница. Я знал, что она любит меня. А у меня, в довершение всего, были драгоценности.
— Садитесь, садитесь скорей! — лихорадочно заторопил я ее.
Она взглянула на меня с удивлением.
— Что это? Как ты говоришь? Знаешь, я не очень-то люблю такой тон! Я сяду, если захочу.
— Садитесь, Лили, возлюбленная моя, — сказал я упавшим голосом.
— Хорошо уж, хорошо, — смягчилась она. — Сажусь, видишь. Только мне нужно мое манто. Мне вовсе не улыбается схватить насморк в лесу.
Я искоса глянул на нее.
— Уже! Первое, о чем я тебя прошу, ты не хочешь исполнить? Я не прочь остаться.
— Где оно, это манто? — спросил я, близкий к обмороку.
— Внизу. Незачем так кричать. Иди скорей. И не забудь дать что-нибудь женщине у вешалки.
Я выскочил, чуть не сбил с ног эту почтенную особу, схватил проклятое манто… На все ушло не более двадцати секунд. Но этого было достаточно, чтобы совершилось непоправимое. Когда я перешагнул за порог — Мандан была уже тут!
Обе женщины рассматривали друг друга в лорнеты.
— Вы не предупредили меня, что мадам участвует в прогулке, — произнесла с достоинством Лили Ториньи.
— Я могла бы сказать то же самое, — иронически уронила Мандан.
Можно себе представить, каково было мое положение, тем более что обе женщины, над которыми я одержал победу, уже начинали обмениваться язвительными репликами.
— Мадам…
— Мадам…
— Совершенно верно, мадам… Я умоляюще сложил руки.
— Лили, Мандан, прошу вас… Они обе повернулись ко мне.
— Кто вам позволил называть меня по имени!
— Эго верх дерзости!
— Больше чем дерзости — непристойности!
Они постепенно возвышали голос. Они уже кричали. А все-таки, клянусь, обе были очень красивы.
Баязет, совсем проснувшийся, смотрел, изумленный, со своего места на эту сцену и тихонько посмеивался.
— Увезти нас таким образом…
— Да еще в чужом автомобиле…
— У этих иностранцев нет никакой порядочности.
— Довольно! — наконец крикнул я.
Я тоже крикнул чересчур громко. Я спохватился слишком поздно и содрогнулся: на балконе шале один за другим показались привлеченные шумом ссоры товарищи Лили по ужину: сначала маркиз Лашом-Аржантон, потом Николай Баранович, Мишель Ворагин и, наконец, Азим Электропулос.
— В чем дело? — спросил маркиз.
— На помощь, Медерик! — крикнула Лили. — Этот несчастный хочет нас похитить.
— Похитить Лили Ториньи! — завопил старец.
— Револьвер! — крикнули разом Мишель и Николай. Дело принимало дурной оборот… Надо было кончать, и как можно скорей.
— Довольно наконец! — завопил я в свою очередь.
Толкая их довольно грубовато, я в одну секунду усадил в автомобиль Лили и Мандан, потом, бросившись к рулю, вырвал его из рук Баязета и полным ходом пустил машину по белеющей дороге.
Только-только вовремя. Одна пуля, потом другая прожужжали мимо меня. Один из фонарей автомобиля разлетелся вдребезги.
Скоты! Они стреляют, рискуя попасть в женщин.
Первые четверть часа я не обращал ни малейшего внимания на своих спутниц. Я старался, главным образом, не налететь на скалы, окаймляющие с одной стороны эту дорогу, которая третьего дня сулила мне спасение.
Все шло более или менее удачно. Было несколько тревожных моментов. Но мы очень скоро прошли километров двадцать. Через час — граница Мингрелии, и мы спасены.
Я решил, что могу позволить себе прислушаться к речам, которыми обмениваются Лили и Мандан, речам, должно быть, весьма нелюбезным. Каково же было мое изумление и, надо сознаться, оскомина, когда, сквозь шум автомобиля, я уловил следующие отрывки разговора:
— Вечернее манто, дорогая мадам! Но весной их совершенно не носят!
— Я не совсем согласна с вами. Марокский креп, например…
— Очень тяжел… Еще, пожалуй, капор…
— Не спорю. Но не все так стройны, как вы… Притом нужен собственный экипаж.
Я попытался удачно вставленной фразой дать им понять, что и в этих деликатных вещах я кое-что смыслю.
— Мне кажется, — начал я с самым подкупающим видом, — что хорошенький жакет из астрахана и такая же муфта…
Мандан пожала плечами и бросила на меня уничтожающий взгляд.
— Лучше не говорить о модах, — сухо сказала она, — когда не имеешь к тому никаких данных и когда управляешь автомобилем на дороге, проходящей у пропасти в тысячу футов глубиной.
Я принял это к сведению.
— А черное шелковое белье, дорогая мадам? Что вы скажете…
— Откровенно говоря, я не нахожу его вполне comme faut.
— Я всегда придерживалась того же мнения. Придорожные тополя с головокружительной быстротой проносились по обе стороны автомобиля.
Толчок… Мы едва не попадали друг на друга.
— Ого! — крикнул Баязет, — лопнула шина.
Правда! Четверть часа ушло на починку. Мы снова пустились в путь.
— Ого! — крикнул Баязет, — лопнула другая шина. Опять правда! А запасной уже не было.
Лопнула третья, лопнула четвертая шина! Мы катились на одних ободьях.
— Дальше! — сказала Мандан. — До границы не больше пятидесяти километров, мы должны достичь ее.
— Ах! — воскликнула Лили. — Что это?
Молодая женщина указывала на ленту дороги, вьющуюся внизу. На ней что-то густо чернело.
— Нас преследуют, — сказала Мандан.
Невозможно отрицать… Автомобили, всадники, мотоциклетки… Форменное преследование. Милая классическая погоня…
— Всего тридцать километров, — прокричал я. — Они нас не захватят. — Автомобиль, страшно трясясь, мчался полным ходом.
— Скорей, скорей, — кричала Лили.
— Скорей, еще скорей, — требовала Мандан.
Баязет, должно быть спятивший с испугу, смеялся идиотским, совсем зловещим смехом.
— Они нас нагоняют, — сказала Мандан.
— Скорей, скорей, — визжала Лили.
Не бросая руля, я обернулся. Погоня была в расстоянии километра, не больше. Вот уже нас разделяют всего пятьсот метров, двести… В автомобиле, непосредственно следующем за нашим, я увидал высокого татарина, который, стоя, потрясал своим мечом и испускал крики, вызывавшие дрожь своей жестокостью. Я узнал Жерис-хана.
— А! — подумал я. — Несчастный! Ведь он дал мне честное слово!..
В этот момент — страшный толчок, автомобиль опрокинулся, я потерял сознание…
— Господин начальник, клянусь вам, у нас не было с собой водки.
— Замолчите.
— Господин начальник, клянусь вам… Я как будто узнаю голос Собиона.
Я открыл глаза. Меня окружали всадники. Французскиестрелки!
— Татары? — с ужасом спросил я.
— Ефрейтор Пендер! — раздался сухой голос. — Пора бы вам проснуться!
Я ощупал свой правый карман, потом левый. Короны Оссиплури не было нигде. Ее там никогда не было.
Я сел. Я увидел Микет, славную лошадку, по-прежнему оседланную, потом начальника 14-го стрелкового, потом кавалериста Собиона, лейтенанта Одуэна, вахмистра Альдобрандиш ефрейтора Виржилиуса.
— Командир, — слабым голосом прошептал я. — Прошу извинения, я думал, что вы про меня забыли.
— На коней! — приказал наш начальник, не обращая больше внимания на мой расстроенный вид. — И я надеюсь, что к концу дня мы наконец попадем на каких-нибудь зарезанных армян. Это, действительно, становится смешным.
Я занял, понурив голову, свое обычное место в рядах, в хвосте первого взвода.
— А хуже всего то, — ворчал стрелок Сироден, — что все это даже не зачтется за чин.
Такая уж у него была идея, у этого малого…