Она, наконец, встала с кровати, точнее, выскочила из нее, как ошпаренная, и подойдя сначала к часам, которые показывали уже 4:09, сбила их с прикроватного столика, как самого страшного врага. Да, до такого она еще себя не доводила. Развод и тот дался легче.
– А если так будет продолжаться еще пару лет, Лиза вообще отстранится. Совершеннолетней взбредет в голову уйти из дома, и прощай? – Елена Викторовна тяжело вздохнула, ощущая, что истерика от отчаяния вот-вот уже будет у горла. – Зачем тогда вообще я ее рожала?
Елена Викторовна вспомнила роддом. Лизочка была такая хорошенькая, красивая, когда ее принесли, она казалась настоящим ангелом. Елена Викторовна была на седьмом небе от счастья, никогда не думала, что у нее может родиться такое чудо. Действительно Лиза была необыкновенная, красивая, умная, талантливая… а теперь еще своевольная, дерзкая, отстраненная, злая, капризная…
– Может, ее отдать отцу, раз я не справляюсь как мать? – Елена Викторовна все-таки заплакала.
В самом деле, все психологи да и родители на этом сайте самопомощи утверждали, что проблему надо искать всегда в поведении родителей, особенно матери.
С Алексеем все было в порядке, нормально все было, была уверена мать. Вряд ли из-за развода Лиза сейчас переживала такой кризис. И бывший муж, и она сама уделяли самое пристальное внимание ее воспитанию и развитию с самого детства: книжки, уроки, каникулы, совместные дела.
А тут ребенка как подменили!
Елена Викторовна подошла к красивому напольному зеркалу и взглянула на себя растрепанную, полуголую, пьяную, в отчаянии и ужасе.
– Ну что? Что не так во мне? Что я делаю не так? – в слезах горько шептала женщина. – Да я из кожи вон лезу, чтоб из нее человек получился! Да я люблю ее до слез! До… – она вытерла потекший от слез нос. – Что? Что теперь делать? Если она еще раз что-то сворует или выкинет новый финт, я тогда не знаю, что делать…
Она посмотрела на свой совсем не героический, вовсе не горделивый вид, какой обычно имела на работе, да и в обычной привычной среде: ухоженная, красивая, с осанкой от двухразовой в неделю хатха-йоги. А сейчас сама походила на пьяную бомжиху, и совсем, совсем не было сил привести себя в порядок. Эти полгода казались ужасным периодом жизни, выбившим сильную женщину из колеи.
– Да, все проходят этот период… Но когда я была ребенком, я никогда… –осеклась Елена Викторовна в этот момент своего монолога и уставилась в пол, будто вспоминая что-то важное.
Воскрес в памяти какой-то ускользающий осколок, обрывок, имеющий цвет, вкус, картинку… Но никак не желающий собраться воедино образ. Что-то мимолетное, но важное из ее детства. Очень важное, что она даже забыла.
Стиральная машина… Хрущевский маленький туалет… Совместная квартира… Тетя Света и ее чешские бусы.
– Чешские бусы! – вспомнила Елена Викторовна, живо представив себе обычные незамысловатые стекляшки, за которыми гонялись все советские женщины того времени.
– Боже мой! – тихо вскрикнула она еще раз, потому что в сознании полностью всплыл обрывок той реальности.
Ей десять или одиннадцать. Они живут в одной квартире с другой семьей. Их семье выдали большую комнату, так как их было четверо: мать, отчим, сводный брат Колька и она. А семье тети Светы меньшую, так как их трое: тетя Света, дядя Игорь и Аленка.
Было восьмое марта, почти то же время года, что и сейчас, тетя Света на совместный ужин надела красивые бусы. Елена Викторовна почувствовала аромат оливье, пыль от ковра с оленями, увидела блеск от чешского стекла и улыбку матери.
Бусы были великолепны. Наверное, соседка отдала ползарплаты за такую красоту. Маленькая Лена не могла наглядеться, то и дело прикасалась к сверкающим бриллиантам. А на следующий день, когда все ушли на работу, она просто зашла в чужую комнату, порылась в вещах, где нехитро были спрятаны побрякушки, и взяла их себе, точнее, спрятала под общую стиральную машину, чтоб никто не видел.
Пропажу обнаружили через пару дней. Искали, спрашивали, умоляли вернуть. Обещали не ругать, не бить, просто вернуть.
Лена была упертой, как та заарканенная коза. Отнекивалась, врала, отказывалась, плакала и сама делала обиженный вид. А когда дома никого не оказывалось, ходила в туалет, где располагалась стиралка, смотреть на свое сокровище.
Однажды, когда дома не было соседей, мать набросилась на Ленку и ругала, и била ее, просила отдать бусы. Такой стыд! Такое позорище! Дочка-воровка! И мать была уверена, что это сделала именно Ленка. Ленка вся в слезах, соплях от всего сердца защищалась, кричала, что это неправда. И возненавидела мать в тот момент. Между ними пролегла пропасть. Но Лена не чувствовала вины, наоборот, затаила обиду и злость. По-детски не могла объяснить, но не считала кражу проступком.