Евангельские церкви не смогли избежать господствующих тенденций тех времен. Уитфилдом и Уэсли восхищались, но за ними не следовали. Лезвие евангельской истины постепенно затупилось. Суровые методистские учения, потрясшие страну столетие назад, еще не забылись (кое-кто их все еще ревностно проповедовал), но обществом уже овладела мысль, что в викторианскую эпоху Евангелие нужно проповедовать более утонченно. Неизбежно серьезное и четкое реформатское богословие Англии ХVI и ХVII веков утратило свою популярность. Женевский историк Реформации Мерль д’Абинье, посетивший Британские острова в 1845 году, пишет, что был вынужден спросить самого себя, а «жив ли в Англии пуританизм, не задушили ли его культурные достижения и насмешки романистов, неужели его можно найти только в ХVII веке» 24. Безусловно, некоторые из руководителей евангельских церквей, особенно преклонного возраста, были глубоко озабочены духовным состоянием своей страны. Например, Джон Энджел Джеймс, который с 1805 года был пастором знаменитой конгрегационалистской церкви на Карр-лейн в Бирмингеме, писал в 1851 году: «В нашей стране религия пришла в упадок. С тех пор как я стал служителем, после моих проповедей никогда не спасалось так мало душ, как сейчас. О том же вам скажут и другие проповедники».
Подобные изменения происходили по всей стране, но особенно явно в Лондоне. Их не избежала и баптистская церковь на Нью-парк-стрит, расположенная в «темном и грязном» районе близ южного берега Темзы в Саутуарке. У этой общины, созданной в XVII веке, было великое прошлое, но теперь она стала похожа на баржу, оставшуюся на берегу во время отлива. Вот уже на протяжении нескольких лет община находилась в упадке, а большое и красивое здание на тысячу сидячих мест по воскресеньям заполнялось лишь на четверть. Именно эту картину увидел девятнадцатилетний юноша из Эссекса, когда впервые вышел за кафедру церкви на Нью-парк-стрит холодным и пасмурным утром 18 декабря 1853 года. Впервые в тот день Лондон услышал голос Сперджена, но почти сразу же его пригласили стать пастором. Это служение ему суждено было нести тридцать восемь лет вплоть до своей смерти 31 января 1892 года.
Если разделить жизнь Сперджена на периоды, то окажется, что она очень похожа на план большинства его проповедей: в ней есть вступление и три основных раздела. Вступлением можно назвать детские и юношеские годы Сперджена, проведенные в сельской местности Эссекса и Кембриджшира. Первый раздел, или период, — это служение Сперджена в церкви на Нью-парк-стрит, пробуждение в его общине, шумиха, возникшая вокруг его проповеднической деятельности, и злобные насмешки его противников. Второй период — это зрелые годы жизни Сперджена. В это время он обосновался в церкви «Метрополитан табернакл», а буря, поднявшаяся на первом этапе его служения, постепенно утихла. Начались долгие годы благословений и успеха. Его учение признали, он стал уважаемым духовным руководителем Лондона. Третий период — это последние пять лет жизни Сперджена. Под занавес его жизни покой был внезапно нарушен. Сперджен снова выступил против большинства в евангельском мире, став центральной фигурой в борьбе с либерализмом — конфликте, который имел далеко идущие последствия для Англии. Хотя Сперджена по-прежнему уважали, число его последователей заметно уменьшилось. Казалось, что колесо его служения сделало полный оборот, и все стало, как в ранние годы, когда его все осуждали, когда он чувствовал себя совершенно одиноким, свидетельствуя об истине, в которой люди, исповедовавшие себя христианами, не нуждались. В молодости он как-то произнес слова, которые сбылись к концу его жизни: «До небес мы доберемся едва живыми. Мы не поплывем на небо под полными парусами, мы не полетим туда как чайки с белоснежными крыльями. Наши паруса будут разорваны в клочья, мачты будут скрипеть и шататься, а насосы, откачивающие воду, будут работать день и ночь не переставая. Мы достигнем Небесного Града в тот самый момент, когда ворота будут закрываться, и ни минутой раньше» 25.
Сперджен, которого сегодня помнят и знают, — это Сперджен в свои зрелые годы, известный проповедник, чьи проповеди печатались на 23 языках. О Сперджене, проповедовавшем в церкви на Парк-стрит, человеке, чьи проповеди были настолько нежеланными, что в Кембридже их продавали только в овощном магазине, человеке, который говорил, что его считают «накипью творения и никто не проявляет к нему ни малейшего расположения», — об этом Сперджене сегодня практически забыли. То же можно сказать и о Сперджене периода борьбы с либерализмом. О пророке, который предупреждал своих братьев, евангельских христиан: «Мы скатываемся с горы с головокружительной скоростью», который говорил: «Заявлять, что мы — евангельские христиане, и в то же время отказываться определить, что это означает, — значит откровенно лицемерить», — о нем никто сегодня ничего не знает. Именно то, что беспокоило Сперджена в начале и в конце жизни, имеет особое значение для нас, потому что то, о чем он больше всего проповедовал в эти годы, хорошо помогает нам понять нынешнее состояние евангельского христианства. В этой главе мы не будем описывать всю его жизнь, а сконцентрируем свое внимание только на одном году его служения — на 1856, когда ему было 22 года. Этот год был для Сперджена таким же поворотным, как для Джорджа Уитфилда * 1739 год. Как мы не сможем понять жизнь Уитфилда, не зная, что произошло, когда ему было 24 года, так без исследования жизни 22-летнего Сперджена мы не получим ключ к пониманию всех его поступков в будущем и не разберемся в том, что один его современник назвал «самым романтическим периодом самой удивительной жизни — жизни Чарльза Сперджена».