Была и вторая причина, по которой Сперджен так энергично выступал против арминианства. Он видел, что арминианство по духу близко к законничеству 102. Хотя евангельские арминиане отрицают, что спастись можно делами, тем не менее в их учении придается исключительно большое значение действиям человека. Главный упор они делают на человеческую волю и усилие. Такой вывод логично следует из их построений, так как они считают, что своим решением человек определяет свое спасение. Вера, по их концепции, может появиться у каждого, кто этого захочет. Например, один современный миссионер писал: «Мы познаем Христа не с помощью пяти физических чувств, а с помощью шестого чувства, данного Богом каждому человеку, чувство это называется „способность верить“». Получается, что если Бог дал эту способность всем, то все зависит от отклика человека, а если спасаются не все, значит, все зависит от человека. Арминианство принимает этот вывод. Как сказал один современный проповедник-арминианин, «эту Божью любовь, неизмеримую, несомненную и нескончаемую, эту Божью любовь, достигающую всякого человека, можно полностью отвергнуть. Бог не навязывает себя ни одному человеку, не идет против его воли… Но если вы действительно хотите ее обрести, вы должны поверить — вы должны принять Божью любовь». Ударение в этой фразе ставится на местоимение «вы», и создается впечатление, что спасти нас может только наша вера, как будто вера является причиной спасения. Но Сперджен считал, что нужно совершенно иначе проповедовать Евангелие. «Я не могу проповедовать как арминианин», — заявляет он и дальше объясняет почему: «Арминианин хочет пробудить человеческую активность. Мы же хотим убить ее раз и навсегда, показав человеку, что он заблудший и погибший, что его дела никак не помогут его обращению, что он должен смотреть вверх. Арминиане стараются помочь человеку встать; мы, наоборот, стараемся сбить его с ног, заставив почувствовать, что он в руках Божьих и что его дело — это предать себя Богу, громко воскликнув: „Господи, спаси, я погибаю!“ Мы убеждены, что человек ближе всего находится к благодати тогда, когда начинает чувствовать, что он вообще ничего не может сделать. Когда он говорит: „Я могу молиться, могу верить, могу делать и то, и это“, на его челе проступает печать самодостаточности и высокомерия» 103.
Арминианству просто необходимо противостоять, поскольку оно ставит любовь Бога и Его спасение в зависимость от грешника, вместо того чтобы ставить их в зависимость только от благодати Божьей. «Разве не очевидно, что это законничество, — говорит Сперджен, — что арминианство ставит спасение и жизнь вечную в зависимость от наших дел? Более того, в арминианской интерпретации учение об оправдании превращается в учение о спасении делами. Ибо арминиане считают веру делом, от которого зависит принятие человека Богом. Говорить, что человек спасается верой, которая есть его дело, все равно, что убеждать всех, что он спасается делами закона. Мы спасаемся верой, которая есть дар Божий и которая есть первый знак Его вечной расположенности к нам; но вера, которая есть наше дело, не спасает; иначе мы спасаемся делами, а не благодатью» 104. «Мы не просили Его заключать с нами завет благодати, — заявляет он в другой проповеди. — Мы не просили Его избрать и искупить нас. Все это было сделано до того, как мы родились. Мы не просили Его призвать нас Его благодатью, потому что, к сожалению, не знали ценности этого призвания, будучи мертвыми по преступлениям и грехам, но Он даровал нам Свою безграничную любовь, которой мы не искали. Предваряющая благодать пришла к нам раньше всех наших желаний, всех наших порывов, всех наших молитв» 105. «Разве Бог любит меня, потому что я люблю Его? Разве Бог любит меня, потому что моя вера крепка? Если да, то Он любит меня за доброе во мне, а это не согласуется с Евангелием. Евангелие проповедует Господа, который любит недостойных и оправдывает нечестивых. Поэтому мне нужно прогнать всякие мысли о том, что божественная любовь зависит от состояния человека» 106.