И действительно, через несколько минут мальчуган вернулся, подозвал ручкой к себе Добрича и зашептал ему в ухо. Добрич слушал, задал пару вопросов, затем поблагодарил и потрепал мальчика по голове.
– Не знаю стоит ли вам знать все это. – подойдя к Кипрову начал Добрич.
– В каком смысле?
– Да личное там у них.
– Помочь можно или нет?
– Сразу так и не ответишь. В общем, видите её мать?
Кипров кивнул.
– Так вот. Она обещала пару месяцев назад Алле, что устроится на работу и сможет забрать её отсюда. Хотя бы на время. И поначалу всё было неплохо. Даже на работу устроилась. Но, как мы сегодня видим, уже была уволена за прогулы и опоздания. Значит и Аллу забрать не сможет. А девочка целых два месяца жила этим мгновением. Она и играть принцессу согласилась только после того, как узнала о том, что совсем скоро отправится домой. Очень обидно за неё.
– Хм… – протянул Кипров, – я не понимаю. Неужели у неё дома лучше чем здесь? Ведь, судя по виду этой дамочки, именующей себя матерью, дома чёрт знает что. Кроме мужиков и алкоголя ничего там нет. Это было бы преступно разрешить такому прекрасному созданию жить в такой среде. Как же так?
– Сложно всё это. Как бы мы ни старались, это место не будет домом для этих всех детей. Мы не сможем обнять их как любящие родители. Нам они не могут сказать «мама» и «папа». И не услышат «доченька» или «сыночек». Я столько лет с этим всем работаю и стремлюсь, чтобы здесь было всё для нормальной жизни. Но без любви родителей… Эх… Не люблю я об этом думать.
–Я хочу попробовать успокоить эту девушку. Представь меня, – тоном не терпящим споров произнес Кипров.
В душе у Кипрова боролись злость и сострадание. Причём боролись не друг с другом, а против некоего чувства отвечающего за безразличие. Добрич довел его до комнаты старших девочек, осторожно постучался и спросил, не занята ли Алла. Через минуту она вышла. Лицо ещё сохраняло следы слёз. Щеки чуть пылали, губы были наполнены краснотой.
– Алла, познакомься. Этот Кипров Александр Николаевич. Он хотел лично выразить свое восхищение твоей сегодняшней игрой.
– Очень приятно, – ответила девушка и театрально протянула руку для того, чтобы Кипров пожал ее. Она уже смогла справится со своими эмоциями, и знакомство с человеком, к которому с таким уважением относится Добрич её заинтересовало. – Вы работаете с Игорем Афанасьевичем?
– Я… Как бы… – Кипров всё держал руку Аллы и не мог произнести ни звука. Он смотрел в эти огромные глаза, за которыми, казалось, находилась вся вселенная. – Вы прекрасны… В смысле я хотел сказать, что вы прекрасно играли.
– Спасибо, я тронута, – игриво ответила она. Подождите, вы сказали, что ваша фамилия Кипров? Вы тот самый, кто нас всех купил? – резко спросила Алла.
– Не совсем, – промямлил испуганный Кипров, – я покупал детские дома, а не вас.
– И зачем вам это? Какую цель вы преследуете? – Алла продолжала все распыляться. Тут сыграло свою роль и то, что она была расстроена и ей надо было на кого-нибудь выплеснуть всё, что накопилось. Также ей уже так надоели эти меценаты и благотворители, что она была готова съесть сейчас Кипрова целиком. Тот был совершенно не готов к такой атаке. Он так боялся ей что-нибудь ответить, что-нибудь, что может случайно обидеть ее, что продолжал стоять как истукан. Она была для него как тончайший хрусталь или льдинка, которая могла в любую секунду растаять.
– Ну так что же? Вы не стесняйтесь, отвечайте. Меня вы точно не обидите!
Глубоко вздохнув и собравшись с духом Кипров произнёс:
– Вы замечательно играли. Мне бы очень хотелось встретиться с вами вновь. Если вам не будет трудно.
Сказав это, Кипров развернулся и направился прочь. Он был уверен, что если он не закончил бы сейчас разговор, то упал бы в обморок. Голова гудела. Дышать было решительно невозможно. Пройдя мимо всех гостей и детей он вышел.
***
На следующий день Кипров чувствовал себя великолепно. Придя вечером домой, он впал в беспамятство и проснулся поздним утром. Вспомнив события, давеча произошедшие, он отметил, что радость внутри него так и хочет вырваться наружу. При этом он понимал весь абсурд произошедшего – что он, Кипров Александр Николаевич, человек, который уже практически дошёл до пенсионного возраста, внезапно влюбился в маленькую девочку шестнадцати лет. Он не воспринимал Аллу как женщину. Нет. Он скорее чувствовал что-то среднее между восхищением перед красотой девушки и возможной радостью отцовства. Можно сказать, что каждый глубоко взрослый мужчина смотря на молодую женщину чувствует нечто подобное. Это желание защитить, проявить себя не как продолжатель рода, а как отец. Ведь если на улице кто-то нападает на пожилую женщину не возникает мысли о том, что этот кто-то угрожает женской чести. И ты защищаешь её больше как мать. А если нападение происходит на молодую особу, ты боишься, что помимо опасности ограбления, может пострадать ещё и невинность. Дикий страх от того, что девушка может быть изнасилована, по своей природе очень древний. Культура воспитывает мужчину таким образом, что женщина это что-то святое, она дает жизнь. Мужчина считает, что женщина сама должна выбрать от кого она хочет иметь потомство, и задача мужчины доказать ей, что именно он, а не кто иной, достоин её. Поэтому вид того, что кто-то решил обойти это правило и хочет взять женщину силой, заставляет мужчину защищать женщину.