Он не сдвинулся с места. Негодяй не сдвинулся ни на дюйм, его руки медленно скользнули в карман костюма за тысячу долларов, и он начал расхаживать по крыльцу. Я смотрел, как он взял пиво, которое я открыл, прежде чем выйти сюда, и медленно поднес его к своим губам.
— Ты будешь работать на меня, и вот почему, — небрежно сказал он, поставив пиво на перила. Его голос был жутко спокойным, в огромном контрасте с грохотом ниже. — До твоего маленького инцидента получается, что ты задолжал мне деньги. На самом деле много денег.
— Я выпишу вам чек, — вмешался я, на что он только засмеялся.
— Не думаю, что ты вполне понимаешь концепцию. Так что позволь мне сделать это для тебя. Ты можешь думать, что ты на вершине, потому что у тебя есть несколько миллионов, спрятанных в банке. Это всего лишь мелочь, которую мы делали за день. Ты когда-нибудь задумывался, почему ты можешь позволить себе такое место?
Вообще-то у меня были мысли об этом, но, как и все о прошлом, я просто отпустил это.
Очевидно, это была большая ошибка.
— Причина, по которой мы могли позволить себе такое дерьмо, как этот дом, в котором ты стоишь, и сумасшедшая огромная яхта, которой я владею, потому что мы никогда не держим все в одном месте. Мы держим наши деньги скрытыми от посторонних глаз Большого Брата. Это работает. Или, по крайней мере, до тех пор, пока ты не решил потеряться на два года, оставив после себя огромный долг и никого, кроме меня, чтобы убрать после тебя. А я ненавижу беспорядок.
— Сколько? — я стиснул зубы.
— Пять миллионов долларов.
Я старался не выдавать свои эмоции, заморозить свое выражение, усмирить свой темперамент.
«Какого черта я ввязался в это?»
— Откуда мне знать, что ты говоришь правду? — спросил я.
— Видишь ли, это сложная часть амнезии, не так ли? Но думаю, я всегда мог бы пойти к твоей прекрасной девушке и спросить. Она была и тогда, не так ли? Как ее звали? Эверли? Она была горячей штучкой, если я правильно помню.
Он, очевидно, не звонил. Он смотрел – ждал подходящей возможности огорошить меня этой информацией – и теперь знал, что нажал нужную кнопку, чтобы заставить меня вздрогнуть. Правильный нерв, который может привести меня к обрушению. Я понятия не имел, кто этот человек и на что он способен, но исходя из того, как Эверли кричала при одном упоминании его имени и его маниакального смеха, я не рисковал.
— Что ты хочешь? — спросил я, зная, что он получил меня. Зная, что я сделаю все, чтобы держать Эверли в безопасности, даже если это означало отказ от всего.
— Ты всегда был немного чувствительным, когда дело доходило до нее, — сказал он с озорной усмешкой на лице. — Ты вернешься на работу, как хороший маленький мальчик, и мы больше не будем говорить об этой амнезии. Никто никогда не должен об этом слышать. Что касается твоих клиентов, ты отправился в длительный отпуск после очень травмированного пребывания в больнице, и теперь хорошо отдохнул и готов сделать как можно больше гребаных денег.
— И когда они узнают, что у меня нет навыков брокера, и потеряют каждый собственный пенни? — спросил я, каждое слово отрывисто выходило как темный звук, погружая меня глубже в ад.
— Они не могут отличить свою голову от своей собственной задницы, поэтому я буду тянуть все струны. Как только они обнаружат, что их любимый Август Кинкейд, наконец, вернулся, твои любимые клиенты рванут к нам с распростертыми объятиями, и мы будем наводнены таким долгим бизнесом, что не будем знать, что делать.
— Значит, я всего лишь твоя марионетка? — спросил я, и мои глаза потемнели, когда он облегченно засмеялся.
— Да. Видишь ли, ты всегда была лицом, а я – мозгами. Люди меня не очень любят, поэтому я и привел тебя на борт. Ты, с хорошим внешним видом и полезными идеями. Ты был именно тем, что мне было нужно. Люди поверили тебе, когда ты сказал им, что заработаешь им деньги, даже когда мы слепо их ограбили. И удивительная часть... они просто продолжали возвращаться.
Его хладнокровное спокойствие, когда он говорил об ограблении людей и их жизненных сбережений, было жутким. И то, что я однажды помогал ему сделать это, с такой же улыбкой на лице, заставило меня почувствовать тошноту.
— Ты знаешь, что входная дверь открыта? — голос Эверли пронзил напряжение, когда мои глаза широко распахнулись от паники. Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть ее шаг во внутренний дворик, ее лицо было улыбающимся, пока она не встретила глазами Трента, а затем все, казалось, исчезло из нее, как вода, вытекающая из сита.