Это не значит, что это должно было закончиться.
Мои губы встретились с её, когда я поцеловал Эверли, пытаясь запомнить каждый момент. Каждый стон, цвет ее губ, как она изогнула шею, когда я прижался к ней – скоро это будет все, что есть у меня.
Моя жизнь была бесконечным поиском в прошлое, и теперь мне казалось, что у меня будет только это.
Ничего, кроме горстки воспоминаний.
Когда мои руки скользнули вокруг ее талии, я поднял ее, чувствуя, как длинные ноги Эверли обхватили меня. Поднеся ее к кровати, я сделал паузу, вспомнив о разбросанных фотографиях. Зная, что они только причинят нам боль позже, я осторожно посадил Эверли на край кровати и начал убирать комнату. Фотографии, которые я тщательно выбирал и печатал, упали на пол в кучу вместе с их выполненными на заказ рамами.
Они больше не имели значения.
Ничего из этого не имело значения.
У меня была только одна ночь.
Я игнорировал вибрирующий звук, когда фотографии и рамы с грохотом упали на пол. Мое внимание было сосредоточено исключительно на Эверли. Это всегда была Эверли.
Стоя на коленях перед ней, мои руки дрожали, когда я снял ее блузку через голову, позволив ей упасть на пол к забытым картинам. Голубые глаза встретились с моими, когда Эверли медленно расстегивала пуговицы моей рубашки, позволяя кончикам пальцев прикоснуться к моей голой коже.
— Я всегда буду помнить, как это чувствуется, — прошептал я.
— Не надо, — она покачала головой. — Не давай обещаний. Ты никогда их не держишь.
Я больше ничего не говорил, но знал, что это было одно обещание, которое я никогда не нарушу. Она постоянно клеймила меня. Возможно, у меня не было особых воспоминаний о ней, когда я проснулся в больнице, но моя душа и мое тело узнали ее мгновенно.
Возможно, она уже не будет моей после сегодняшнего вечера, но каждая часть меня всегда будет принадлежать ей.
Одежда была сброшена, и, когда я присоединился к Эверли на кровати, я пытался запомнить каждый дюйм ее тела. Мягкий изгиб бедра, рассеяние веснушек над ключицей, напоминавшее мне конфетти, и даже ветвь дерева, которая исчезала над ее правым плечом.
Мои пальцы инстинктивно отследили замысловатую татуировку, следуя за ней к ее спине, где висела птичья клетка. Она повернулась, позволив моим рукам слегка исследовать ее кожу.
— Пришло время этой птице лететь, Эверли, — тихо сказал я. — Пришло время для нее мечтать, исследовать и найти свой собственный путь.
Опустив голову на подушку, ее глаза внимательно следили за мной, она спросила.
— А что, если она слишком напугана?
— Она найдет свой путь. Она сильнее, чем ты думаешь.
— Не знаю, прав ли ты. Однажды я сказала, что никогда не буду плакать по тебе, — прошептала она, ее голос сломался, когда я держал ее в руках в последний раз. — Думаю, я тоже не сдерживаю обещаний.
Эверли повернулась ко мне, широко открыв глаза, когда я наклонился и поцеловал мокрые щеки, пока наши рты не слились друг с другом, и до конца ночи слов больше не было сказано. Мы снова и снова терялись друг в друге, разжигая огонь, который, несомненно, будет гореть до конца времен.
Но иногда любви и страсти недостаточно.
Когда я проснулся на следующий день, она ушла.
И я остался один, с кучей фотографий и безжизненным домом воспоминаний.
Глава 29
Эверли
Они говорят, что время лечит.
«Но может ли оно прощать?»
Этот вопрос кружился в моей голове снова и снова, пока я поднималась по лестнице к квартире Райана в тот судьбоносный день. После того, как мой мир рухнул у меня на глазах, я пряталась несколько недель. Отказывалась покидать дом Сары по несколько дней, я нянчилась с собой, чтобы исцелиться от разрыва с Августом, на этот раз ради чего-то хорошего. Я должна была предвидеть. Я должна была знать.
Никто не меняется.
Не настолько.
Не в лучшую сторону.
Сара всерьёз восприняла роль лучшей подруги, ни разу не сказав «я же говорила», и ни разу не упрекнув меня за разбитое сердце. Однако, она угрожала подпортить некоторые анатомические части Августа – предложение, которое я отвергла.
Здесь было столько же моей вины, сколько и его.
Его, по крайней мере, извиняла амнезия. Я же помнила всё, но всё равно вернулась, умоляя о большем.
Августу всегда удавалось вытащить на свет бесчувственную часть меня.
Но все эти тихие недели, я плакала до тех пор, пока меня не сморил сон, в её крошечной квартире, вспоминая ощущение его тела, его слова и обещания, пока не осознала кое-что о себе и жизни. Любить Августа было просто. Влюбиться в него оказалось самым простым, что я сделала в жизни. Но когда дело дошло до борьбы, он всегда уходил.
Всегда оказывалось что-то лучше, смелее или ярче, что призывало его на другую сторону, а меня всегда было мало. Даже после того, как он изменился, стал кем-то другим, он выбрал богатство, власть и престиж вместо любви. Он выбрал Трента.
А я осталась не у дел.
Опять.
«Когда же я научусь?»
Райан сказал мне, что любить кого-то должно быть так же просто, как дышать.
Я сделала это. А теперь мне хотелось, чтобы кто-нибудь поборолся за меня. И Райан молча боролся за меня до сих пор, желая, чтобы я пришла к выводу, который он давно уже сделал.
Сердце в груди несется, словно скоростной поезд, наконец-то последний шаг – и я у двери. Мелкий фиолетовый орнамент на двери, который я сама сделала акриловой краской, и деревянный абрис из магазинчика для творчества, по-прежнему были на месте. Это был мой первый творческий опыт и весьма неудачный. Несчастный цветок выглядел так, что он не прижился бы даже в детском саду, но Райану он понравился так сильно, что парень прицепил его на дверь и не разрешал мне снимать.
Он всегда любил меня. Даже, когда это причиняло лишь боль.
Даже, когда это было почти невозможно.
Подняв руку, я несколько раз постучала и замерла, хотя моё сердце угрожало выпрыгнуть из груди в любую секунду. Дверь открылась, и я увидела его. Нежные карие глаза и тёплая любопытная улыбка.
— Что ж, это заняло много времени, — сказал Райан.
— Да, — я улыбнулась, падая в любящие руки и чувствуя, наконец, что я вернулась домой, в безопасность.
***
Оказалось, время действительно лечит даже самые глубокие раны. С каждым днём, тот вред, что причинил мне Август, всё больше казался старым воспоминанием, и я всё глубже погружалась в своё чувство к Райану.
Время не стояло на месте.
Любовь снова нашла себе дорогу.
Но по-прежнему бывали дни, когда я не могла не давить на старый шрам, словно непослушный ребёнок, расчёсывающий заживающую царапину. Иногда мне нужно было напоминать себе.
Горевать.
В такие дни мне хотелось исчезнуть, уехать на другой конец города и погрузиться с головой в воспоминания. То место у моста больше не было моим. Личным. Когда я приехала сюда, то могла видеть и чувствовать только его. Воспоминания о мягких нотках в его голосе не отпускали меня, а от одной мысли о его прикосновениях бросало в дрожь.
«Приезжал ли он сюда, чтобы вспомнить? Горевал ли он об утрате?»
Как бы сильно я не любила Райана, часть меня всегда будет любить Августа. Две совершенно разные жизни, и в каждой я была по-своему счастлива. «Как одно сердце может вместить в себя любовь к двум совершенно разным людям?»
За спиной раздался хруст гравия, я обернулась навстречу свету фар. Не только я знала об этом месте. В городе с миллионом жителей, невозможно было найти место только для себя, но эту машину я знала. Этого непрошеного гостя я бы впустила.
Фары затухли, и дверца машины распахнулась. Я сделала шаг вперёд и встретила его на половине пути.
— Давно не виделись, — сказал Брик, и от тёплой улыбки по его лицу рассыпались морщинки.
— Давненько, — ответила я, — даже слишком. — Я сократила расстояние между нами, обхватив его руками в долгом объятии, едва сдерживая слёзы, грозившие вырваться наружу.