Лавров вовсе не выступал «за планомерную работу по созданию революционной народнической партии» (это такая формулировка, под которую можно вообще всех подверстать!), он призывал присоединиться к ней. Например, в работе «Социальная революция и задачи нравственности» (1884) Лавров много раз повторил свой призыв присоединиться к действующей в России социалистической революционной организации. Причем название организации ни разу не было упомянуто. Что это могла быть за организация, кроме «Народной воли», непонятно. Но в 1884 году, как мы все понимаем, «Народная воля» была уже тотально разрушена полицейскими репрессиями, и как раз в этом году — с арестом Лопатина — рухнули последние надежды на ее восстановление. И Ткачев теперь молчал, так как уже находился в клинике. У Лаврова же в «Социальной революции и задачах нравственности» получалось, что в России действует мощная единая социалистическая партия. Это называется полный отрыв от действительности. О какой же «правоте Петра Лаврова» тут можно вести речь?
Итак, очевидно, что не Ткачев присоединился к позиции Лаврова, а наоборот, Лавров — с большим опозданием — к позиции Ткачева. Несмотря на гибель «Народной воли», просуществовавшей около двух с половиной лет, созданные ей организационные связи и сам образ ее героической борьбы стали объединяющей силой для целого поколения радикалов. Эта партия вывела революционную борьбу на качественно новый уровень. Сила Ткачева как теоретика в том, что он показал необходимость и неизбежность именно такой борьбы. Лавров теоретически этого не признавал, но принял практически, став соратником народовольцев, правда, уже в момент упадка партии.
Как видим, в течение полутора десятилетий Лавров был всегда в роли догоняющего. Брался писать о том, что передовые практики уже давно разъяснили. И делал это в тоскливом профессорском духе.
Инерционность во взглядах Лаврова не в последнюю очередь объясняется его поздним вступлением в революционное движение. В период первой «Земли и воли» (1861—1864) Лавров был главой Шахматного клуба, созданного революционерами для прикрытия нелегальной деятельности. Разумеется, радикала и активного заговорщика они бы не выдвинули на эту подотчетную властям должность. Профессорская работа Лаврова и его просто сочувственное отношение к революционному движению закончились в 1866 году, когда после выстрела Каракозова он был арестован и выслан «на всякий случай». После этого он стал леветь и позднее присоединился к подпольщикам. Все это с ним приключилось в возрасте 43 лет.
Ткачев же до этого возраста вовсе не дожил. С юных лет он участвовал в нелегальных организациях. Отсюда и берет начало его страстная защита принципа централизованного объединения. Вопреки романовским интерпретациям, именно Ткачев был провозвестником принципа партийной организации и борцом, а Лавров — хвостистом, леволибералом и кабинетным философом.
Где же успехи его пропаганды?
Кого он просвещал? Еще бóльших хвостистов?
Кто из его последователей стал выдающимся революционером?..
В советской науке Маркса, Энгельса и Ленина превратили в фетишей. Под светом их заслуженного авторитета выросли маленькие фетиши, которые не могли похвастаться сравнимыми достижениями. Этакие луны без собственного тепла и света раскатились по небосклону. Началось, как известно, со Сталина. Лавров тоже оказался в своеобразном пантеоне. Советские историки, занимавшиеся Лавровым, любили повторять, что он был знаком с Марксом и Энгельсом, взаимодействовал с ними и даже называл себя их учеником. Но рассказы эти были своего рода «охранной грамотой»: как правило, в советский период те, кто писал о тех или других деятелях революционного движения, был увлечен ими, любил их — и такие заявления делались (начиная со сталинского периода), чтобы оправдать свой интерес и свою работу: почему они пишут именно о Лаврове, а не о каких-то других, «более правильных» персонажах. Конечно, эти историки очень любили повторять, что Маркс и Энгельс Лаврова хвалили, а вот Ткачева — ругали. Так и сложился фетиш Лаврова, представление о нем как о «выдающемся революционном теоретике». А Ткачев был отодвинут на задворки и провозглашен «заговорщиком» и «террористом».
Должны ли мы и сегодня довольствоваться этими фетишами, лунами, мерцающими отраженным светом? Стоит ли левым повторять набившие оскомину постулаты, противоречащие исторической действительности? Полезно ли для дела революции интеллектуально зависеть от догм, навязанных, пусть и опосредованно, сталинизмом? Продуктивно ли изучать «солнце», не сводя глаз с «лун»? «Рабкор» и «Скепсис» своими публикациями отвечают «да» на все эти вопросы.