— Как Палома? — интересуется Дженника.
— Неплохо, — отвечает Чэй.
Я замечаю на его пальце замысловатое серебряное кольцо. Насколько могу судить, это голова орла с темно-золотистыми камешками вместо глаз.
— А чем она занимается? Я в курсе, что она по-прежнему выращивает травы, а что еще? Она целительница? Ведь я ее не видела с похорон Джанго, а тогда она прямо исчезла. Как сквозь землю провалилась. Странно, не правда ли?
Бросаю осторожный взгляд на Чэя. Как он отнесется к пулеметной очереди Дженники? Забавно, но Чэй безмятежно, я бы даже сказала, методично отвечает на все вопросы:
— Она живет в своем маленьком доме. Сад у нее просто отличный, и денег ей хватает. Семнадцать лет, конечно, долгий срок, но я считаю, что каждый горюет по-своему.
Дженника ерзает и кусает губы. Она готовится выдать следующую тираду, но Чэй внезапно обращается ко мне:
— А как ты себя чувствуешь, Дайра? Я слышал, травы тебе помогли?
Почему-то я догадываюсь, что он моментально распознает, если я солгу.
— Верно. Но, когда действие прекращается, видения начинаются снова.
На лице Дженники поочередно отражается шок, обида и гнев. Официантка расставляет еду на столе, но как только та отходит, Дженника разражается сердитым монологом:
— Ты же говорила, тебе лучше! Дайра, ты что, обманывала меня?
Глубоко вдыхаю, вытягиваю картофельную соломинку с тарелки и верчу ее, прежде чем кинуть в рот и взять следующую.
— Нет. Мне действительно лучше.
Опускаю голову и отпиваю глоток кока-колы, пользуясь случаем, чтобы взглянуть на Чэя. Однако он усердно поедает ореховый пирог, благоразумно не вмешиваясь в наши с Дженникой разборки.
— После трав я не становлюсь тупой и сонной, как от лекарств. Но видения меня до сих пор мучают. Впрочем, сделать ничего нельзя. Ну, и какой смысл обсуждать их? Ты бы еще больше беспокоилась.
Решаю попробовать гамбургер, но аппетита нет, поэтому я кладу его обратно. Дженника хмурится, уставившись в свою чашку. Наступившее молчание кажется напряженным и предвещающим грозу, но я рада тишине. Дженника пьет кофе, я вожу картофельным ломтиком по тарелке, а Чэй старательно расправляется с мороженым. Затем промокает губы салфеткой, откидывается на спинку красного кресла и заявляет:
— Пища, которую мы едим, вбирает в себя энергию, с которой ее готовили. Как и ту, с которой ты сам приступаешь к еде. Если энергия плохая, будет невкусно. — И он по-доброму кивает на мой гамбургер.
Потом достает бумажник, расплачивается, оставив щедрые чаевые, и мы покидаем ресторанчик. Жизнь моя неотвратимо меняется за те несколько минут, которые нужны, чтобы переложить черную дорожную сумку из нашей машины в древний пикап с номерами Нью-Мексико.
Дженника обнимает меня, и мы стоим, прильнув друг к другу, шепча несвязные извинения. Наконец я набираюсь смелости и отстраняюсь. Мне требуется собрать всю волю в кулак, чтобы улыбнуться ей и помахать на прощанье.
Чэй уже завел грузовичок. Я забираюсь в кабину, и мы выезжаем на шоссе, направляясь в крошечный городок, где мне пообещали спасение.
Глава 6
Я провожу всю поездку в полудреме, временами читая или просто глазея в окно. И лишь когда мы пересекаем границу штата Нью-Мексико, я открываю подаренный Дженникой кожаный блокнот. Пожалуй, мне стоит записать свои впечатления, даже если ничего особенного я и не жду.
Увидеть место непредвзятым взглядом можно только раз. Впрочем, даже тогда на тебя оказывает влияние твое собственное прошлое. А после того, как ты где-то обосновалась и завела знакомых, — о непредвзятости можно забыть. С этого момента твое мнение полностью зависит от самых разнообразных впечатлений — и положительных, и отрицательных. Только самый первый взгляд, когда разум еще не ничем забит, дает самую правдивую картинку.
Открываю обложку и пишу: «Перекати-поле», наблюдая, как целая стайка сухих кустиков неспешно пересекает шоссе. Чэй умело лавирует между ними, не снижая скорости. Потом: «Небо — ярко-синее и беспредельное. Солнце похоже на громадный огненный шар. Когда день сменяется ночью, небо становится бесконечно далеким». И добавляю: «По-моему, я еще никогда не видела ничего подобного». Подчеркиваю последнюю фразу чтобы вспомнить это ощущение.
Карандаш бегает по странице, еле поспевая за моими мыслями. А пейзаж стремительно меняется. Скучная пустошь, заросшая бурыми или пожухлыми зелеными кустами, пылает сочными красками. Рыжая земля пестрит яркими травами, вдалеке вздымаются скалистые плоскогорья, прорезанные глубокими каньонами.