Ее сердце растворилось в блаженстве любви, хотя и было ранено мыслью о предстоящей разлуке. Прозрачные слезы мешались со светлой улыбкой, а вкус поцелуев был солоно-горек, но все же мучительно сладостен. Она смотрела на него заплаканными глазами, стараясь запомнить каждую черточку дорогого лица. Лаская его, она впитывала кончиками пальцев жар его тела, запоминала на ощупь твердость и упругость мышц. Когда, наконец, он склонился над нею, она прошептала:
— Войди в меня, родной. Я хочу тебя всего, наполни меня собою, чтобы я перестала чувствовать, где начинается твое тело и где кончается мое.
— Я всегда буду с тобой, возлюбленная моя, — хрипло проговорил он. — Ты часть меня, а я часть тебя. Ни время, ни расстояние, ничто никогда не сможет разделить нас.
Он овладел ею, медленно, благоговейно; глаза их закрылись, когда соединились тела. Сладостное ощущение бытия переполняло обоих светлой радостью. Ушли все горести, остались лишь полнота и великолепие жизни, они воспарили на крыльях страсти, на крыльях экстаза и растворились в мире света, где ничего, кроме них, не существовало и где чувства их заполняли собою весь мир.
Но скоро, слишком скоро вернулась реальность. Они безмолвно встали и оделись. Серебряный Шип помог Никки застегнуть на платье все пуговки, ибо пальцы ее дрожали так сильно, что самой ей с этим было не справиться. Но вот прошли и эти минуты, ощущением которых жили их сердца и тела.
Серебряный Шип подал ей руку.
— А теперь пора, Нейаки, — заговорил он торжественно. — Помнишь, как-то раз, на этом самом месте, я просил тебя верить мне. И вот вновь прошу тебя, доверься мне, любовь моя.
Он повел ее к водопаду, но остановился немного в стороне от того места, где впервые увидел ее. Когда она сказала ему об этом, он объяснил:
— Солнце и луна тогда стояли немного не так. Я попытался учесть это.
Здесь была каменная тропа, ведущая к основанию водопада. Он провел ее по этим камням, крепко держа за руку.
— Ступай осторожно, маленькая гусыня. Камни скользкие.
Они остановились в футе от каскада, и он передал ей амулет.
— Когда достигнешь своего времени, брось амулет в воду. Увидев, что он появился, я пойму, что ты вернулась к себе невредимой.
— А если я забуду его бросить? Смогу я снова вернуться сюда? — спросила она почти безнадежно.
— Прошу тебя, не забудь! Другого такого амулета у меня нет, повторить его я вряд ли смогу, а значит, мне не удастся позже прийти к тебе, — тоскливо сказал Торн. — Амулет создан с помощью великих сил. Без него я навеки лишусь и тебя, и нашего сына. — Не беспокойся, я непременно брошу его в воду, — поспешно сказала Никки, испугавшись столь горестных последствий. — В тот же момент, как я окажусь в своем времени, я сразу же отдам это воде.
Здесь, возле самого водопада, в волосах ее мириадами искр вспыхнули на солнце капельки йодной пыли, отчего создалась радуга и встала вокруг ее головы. Он склонился к ней и поцеловал последний раз. Их губы слились, открываясь навстречу друг другу, и она отчетливо ощутила вкус горя, отравивший их поцелуй.
— Боль сердца убивает меня, — пробормотала она. — Я чувствую себя умирающей.
Торн кивнул, взгляд его стал подозрительно ярок, он с трудом удерживал накопившиеся слезы. Серебряные глаза устремились навстречу фиолетовым, и он начал свое магическое песнопение. Руки ее он не выпускал, в ней вот-вот могла зародиться легкая, едва уловимая дрожь, и он должен почувствовать эту вибрацию своей ладонью. Когда она попыталась освободить руку, он покачал головой, но отпустил ее, позволив лишь самым кончикам пальцев слегка прикасаться к ней.
Но вот зрение Никки затуманилось, голова закружилась, она покачнулась и почувствовала, что падает, медленно поворачиваясь, будто ее засасывало в самое сердце падения. Она вскрикнула и услышала его голос, долетевший к ней откуда-то издалека.
— Пребывай в радости и любви, возлюбленная моя, самая желанная. И жди меня. Я приду.
Серебряный Шип смотрел, как Никки исчезает в легкой дымке, и сердце его разрывалось от боли. Он почти уже не различал ее. Она ушла. Его возлюбленная. Его жена. Самое удивительное и чудесное, что было в его жизни. Он крепко зажмурился, чувствуя, как подступают слезы, преклонил колени, его темная голова поникла на грудь. Склонившись к воде, журчащей вокруг него, он плакал — плакал и молился, чтобы ему удалось однажды воссоединиться со своей женой и ребенком.
24
Никки отплевывалась и билась в воде, пока, наконец, не нащупала под ногами опору. Ловя воздух, она прильнула к камню в футе от водопада, ожидая, когда пройдет головокружение. Какое-то время она не могла даже поднять головы, а, скорее всего — не хотела. Всем своим существом она чувствовала, что именно увидит, и всем существом противилась необходимости бросить в воду маленький светлый предмет, единственный осколочек той реальности, которую она покинула.
— Ох, Торн! — всхлипнув, проговорила она. — Торн! Почему, дорогой мой? Скажи, почему?
Сквозь шум падающей воды до нее донесся голос:
— Хэй, леди! С вами все в порядке? Там нельзя находиться. Если кто из администрации парка увидит, вас оштрафуют.
Никки тряхнула головой и направила взгляд на берег, туда, откуда исходил голос. Группа из четырех подростков, две девочки и два паренька, стояли у воды, с тревогой глядя на нее.
— Я… со мной все хорошо, — хрипло проговорила она. — Просто закружилась голова, и вот, полагаю, я сюда и упала.
— Вам помочь? — спросил один из мальчиков. — Мы можем помочь вам выбраться оттуда.
Никки слабо кивнула:
— Да. Пожалуйста.
Вспомнив о серебряном амулете, все еще зажатый в ладони, она медленно разжала пальцы, и вещица выскользнула в воду, где упругие струи тотчас ее подхватили, немного проволокли и притиснули к камню. Дважды сверкнув по пути, амулет притаился у камня, неверно мерцая сквозь бегущую над ним воду.
Она все еще всматривалась в это мерцание, заметное лишь ей, когда оба мальчика подошли к ней.
— С вами, правда, все хорошо? — спросил тот, что поменьше ростом. — Вы не ударились головой? Ничего не ушибли?
Никки повернулась и, слабо улыбнувшись, ответила:
— Нет, не ушиблась. Ничего не болит. А про себя добавила: «Кроме сердца».
— Вам повезло, что все обошлось, — сказал другой мальчик. — Могли утонуть, особенно с этим рюкзаком за плечами.
Никки кивнула:
— Надеюсь, он водонепроницаемый, как заверял меня племянник.
Мальчики с двух сторон взяли ее под руку и медленно повели к берегу. Там она села на зеленую траву и тяжело вздохнула:
— Спасибо, ребятки. Теперь я справлюсь сама.
Ей хотелось остаться одной, собраться с мыслями, оплакать свою потерю, осмотреться, постараться определить место и время. Место, полагала она, то же самое, в том же парке, у того же самого водопада. Теперь она убедилась, что это так и есть.
— Вы уверены? — спросила одна из девочек. — Мы можем побыть с вами, пока ребята сходят за помощью. Или, если хотите, мы проводим вас до сувенирного магазина.
— А там есть туалет?
— Да, есть, а рядом закусочный бар, — сказала вторая девочка. — Вам бы переодеться, все платье у вас вымокло. Можно купить футболку или что-нибудь в этом роде.
— У меня в рюкзаке есть джинсы и рубашка, если, конечно, они тоже не промокли.
Она перебирала липнущую к ногам мокрую ткань серого платья, подаренного ей миссис Гэлловей, того самого платья, от которого Серебряный Шип в жаркий день, когда она собирала ягоды, отрезал рукава. И тотчас на нее нахлынули свежие еще воспоминания, на глаза навернулись слезы. Насилу ей удалось их сдержать. Теперь не время предаваться горю, плакать и все такое… Вокруг люди, они начнут задавать вопросы, отвечать на которые она не готова.
Никки опять вздохнула и медленно встала с травы.
— Действительно, переодеться в сухое не помешало бы, — призналась она. — Я бы не возражала, если бы вы меня проводили туда. Меня все еще немного пошатывает.
— Вы не диабетик и не что-нибудь в этом роде, нет? — спросил высокий мальчик. — Я имею в виду головокружение и вообще… Мне кажется, вы нуждаетесь в медицинской помощи или вроде того.