— Нет. — Никки слегка покачала головой. — Ничего подобного, просто я… Я думаю, это из-за беременности. — Собравшись с силами, с помощью мальчиков, она потихоньку тронулась с места. — Я сегодня почти ничего не ела. Оттого, как видно, меня и шатает. Возьму в баре немного сока, чего-нибудь пожевать, и все будет прекрасно.
Когда они достигли сувенирного магазина с закусочным баром, Никки поблагодарила своих провожатых и хотела заплатить им за хлопоты. Но от денег они отказались.
— Просто отнесите это на счет наших добрых дел недели. Робби здесь в лагере «Орел-Скаут». Может, он получит за это ленточку, нашивку или что-нибудь такое еще в этом роде.
Никки кивнула:
— Надеюсь, он получит то, что заслужил. Да и все вы молодцы, такие милые, добрые дети. Наверняка ваши родители и учителя гордятся вами.
Она попрощалась с ними, вновь заверив их, что теперь справится сама. Если бы только она сама могла поверить в то, что говорит!
В туалете Никки сразу наткнулась на свое отражение в зеркале. Господи! Настоящая ведьма! Платье мокрое. Спутанные волосы, выбившись из пучка, космами топорщатся вокруг лица. Глаза опухли от слез, под ними темные круги. Щеки ввалились… Стойте-ка! Никки поморгала и вновь всмотрелась в себя. Нет, она не ошиблась. Щеки впали, очертив скулы, как в годы юности. Линия подбородка чистая и ровная. Да и ключицы проступили совершенно явственно! А талия!.. Талия-то совсем как у девушки!
Не будь душа ее столь омрачена горем, она бы порадовалась своему новому, столь изящному облику. Но покрасневшие глаза напоминали совсем о другом. Скорбь озерцами стояла в их фиолетовых глубинах. Руки ее непроизвольно потянулись к животу, будто удерживая там резвого и горячего игрока, как она его про себя называла. И она подумала, здесь ли еще их с Сильвером Торном беби. Наипервейшая вещь, которую следовало прояснить для восстановления душевного спокойствия.
Но было и другое, что требовало неотложных решений и действий. Никки быстро вытащила из рюкзака свои вещи, радуясь, что они остались сухими, и переоделась. Джинсы висели на ней самым ужасающим образом, да что там — просто спадали, так что пришлось подпоясать их кожаным ремешком от индейского платья. Трусики, хоть и влажные, она оставила на себе, а вот бюстгальтер слишком отяжелел от воды. К счастью, футболка достаточно просторна, а ткань ее плотна, так что не особенно бросалось в глаза отсутствие под ней другой одежды. Затем она как могла, расчесала волосы, вновь свернула их в пучок и приступила к обработке лица. Немного тонального крема, легкие тени на веках, помаду на губы — и она почувствовала себя гораздо лучше, теперь, во всяком случае, без опаски можно явиться современному миру.
Покинув туалет, Никки направилась к выходу из сувенирного магазинчика. Снаружи она увидела газетный киоск, подошла, и взгляд ее выхватил дату — 10 августа 1996 года. Никки облегченно перевела дыхание. Они справились! Она вернулась в свое собственное время, в тот самый день, в который, по ее расчетам, и должна была вернуться, проведя в прошлом столетии немногим более двух месяцев.
Затем взгляд ее уперся в витрину магазина, и дыхание вновь прервалось, на этот раз от ужаса. Ее портрет — черно-белая фотография — красовался посреди афиши, сообщающей всему свету ее имя. Наверху, крупными черными буквами значилось: «В РОЗЫСКЕ». Более мягкая надпись; внизу гласила:
Двадцать девять лет; учительница; рост пять футов, три дюйма; вес сто сорок фунтов; волосы темные, глаза фиолетовые. Пропала до или после 4 июня 1996 года. Автомобиль обнаружен припаркованным возле входа в парк-заповедник. Любую информацию просьба немедленно довести до сведения шерифа департамента.
Никки была потрясена до глубины души. По прибытии сюда ее так поглотили собственные трудности и горести, что она до сих пор не вспомнила о необходимости связаться с семьей. Ужас ситуации просто подавил ее. Значит, автомобиль ее нашли. Она уже два месяца в розыске. Ее родители, должно быть, сходят с ума! Но… но теперь они наверняка уже считают ее погибшей, похищенной или убитой каким-нибудь маньяком, который закопал ее в лесу или где-нибудь еще.
— Ох, Боже мой! — пробормотала она себе под нос. — Они должны знать, что я жива. Надо связаться с ними немедленно. Скорее добраться до дома!
Мысли путались, она бросилась к месту парковки, на бегу разыскивая ключи. Но на полпути остановилась. Ее машина! Ведь машину нашли… нашли и отогнали куда-нибудь! Плохо соображая, она все же пыталась вспомнить, где ее припарковала. Здесь? Да, под этим деревом с густой кроной. Она еще тогда подумала, что в тени машина к ее возвращению не так нагреется. Очевидно, не ей одной могла прийти в голову подобная мысль, ибо на том самом месте, где два месяца назад она оставила свою маленькую красную «тойоту», теперь стоял черный «олдсмобиль».
— Проклятье! Конечно, они ее уволокли! Нельзя было просто оставить на месте! Ну, вот где она теперь? Дома? Или еще где?
Никки почти уже решила позвонить шерифу департамента и спросить его об этом, но ее остановила мысль, что там тотчас начнут расспрашивать, где она была все это время. И что ей отвечать? Она живо представила, что дает примерно такое объяснение: «Ну, офицер, знаете, как оно бывает… Нашла амулет, упала, очнулась, увидела, что нахожусь в 1813 году и разговариваю с братом известного Текумсеха. Слово за слово, я забеременела, мы поженились, а потом он отправил меня назад, потому что Пророк хотел меня убить».
Ох, нечистая сила! Звучит не слабо, но они, конечно, засадят ее до скончания дней в комнатку с резиновыми стенками! И правильно сделают!
— Сначала надо все хорошенько обдумать, — пробормотала она. — Никаких импульсивных действий, иначе я натворю худших бед… О Боже, кто бы мог подумать, что мое положение может стать еще хуже!
Никки направилась к дверям закусочной, но замедлила шаг. А что, если ее узнают? В бар вели вращающиеся стеклянные двери, она всмотрелась в отражение и, увидев непривычно изящные очертания своей фигуры, вновь вспомнила, что похудела. Взглянув на афишу, она чуть не расхохоталась. В конце концов, у полиции нет ее фотографии в обновленном виде! Нет, никто не подумает, что эта упитанная, толстощекая училка с фотографии и стройная молодая женщина с рюкзаком за плечами — одно и то же лицо. Все же для надежности она нацепила на нос солнцезащитные очки и только после этого вошла в бар.
Купив сок и упаковку салата, Никки устроилась за маленьким столиком у окна. «О'кей, детка. Теперь давай соображай, — скомандовала она себе. — Да поживее! У тебя нет транспорта. А ты нуждаешься в перемещении. Итак, кому бы позвонить?»
Взгляд ее отыскал телефон, он висел с наружной стороны здания, она видела его из окна. «Только не властям, — решила она. — А пока не найдется приемлемого объяснения моего двухмесячного отсутствия, нельзя звонить и родителям, они наверняка считают меня погибшей».
Она представила, что было бы, если бы она решилась позвонить маме и папе. Их телефон наверняка подключен к полиции и прослушивается. Во всяком случае, в фильмах о похищениях всегда так делают. Вероятно, это глупо с ее стороны, но лучше все-таки от звонка родителям пока воздержаться. На всякий случай. К тому же маму может постичь удар, а с этим ей хотелось бы столкнуться еще меньше, чем с полицейскими расспросами.
Остаются братья. Но и тут Никки призадумалась. Как бы она ни любила их, она никогда не вверяла им своих тайн, не посвятив в них прежде родителей. А кому еще она доверяла так же, как родителям? Кому? Кому она может позвонить?
Шери, вот кому! Имя лучшей подруги только сейчас всплыло в сознании Никки, она даже удивилась, что не подумала об этом сразу. Они дружили вечность. Шери была человеком верным, надежным и самоотверженным, особенно если надо выручить подругу в трудной ситуации. Она всегда даже радовалась возможности прийти на помощь и, как христианка, старалась сделать это незаметно. Шери к тому же умела, когда это требовалось, хранить чужие секреты. С ней Никки всегда могла поделиться любой тайной, доверяла ей как самой себе, и та в свою очередь, отвечала ей тем же.