Молодой человек снова повернулся к Крошке и окончательно забыл о существовании миссис Арбитнот. Стоя лицом к лицу с ожившей мечтой, мистер Бриггс не мог думать ни о ком другом. Он никогда не предполагал, что на свете может быть настолько прекрасная женщина. Ему случалось вполне искренне восхищаться хорошенькими и даже очаровательными женщинами, но такой божественной красоты видеть не приходилось, хотя он часто мечтал о ней. Мистер Бриггс иногда думал, что стоит ему встретить свой идеал — и можно спокойно умереть. Мечта его исполнилась, он не умер, но совершенно потерял способность рассуждать здраво.
Присутствующие с трудом, путем долгих расспросов вытянули из него, что багаж остался в камере хранения на вокзале, и отправили за ним Доменико. При участии всех четверых, за исключением Крошки, которая ни на кого не глядела и не произнесла ни слова, он наконец смог найти садовника и приказать ему взять экипаж, вернуться в Меццаго и привезти вещи в замок.
Все, даже Роза, заметили, что Бриггс не в себе. Это было очень печальное зрелище. Миссис Фишер подумала: «Право слово, хорошенькое личико способно превратить даже самого умного мужчину в круглого идиота. Никаких сил не хватит терпеть все это!»
Она почувствовала, что на воздухе становится прохладно и, не желая смотреть на удрученного Бриггса, отправилась распорядиться насчет его комнаты. Она уже пожалела, что предложила бедному мальчику остаться. Благодаря тому, что красота леди Каролины не произвела на мистера Уилкинса никакого впечатления, она забыла о ее сокрушительном действии на молодых людей. Теперь ей было жаль бедного, беззащитного мальчика. «Конечно, леди Каролина ничего не сделала, чтобы поймать его в свои сети, она вообще старалась не обращать на него внимания, но что толку? Даже самые умные мужчины летят, как мотыльки на свет, чтобы полюбоваться хорошеньким личиком. Я видела это тысячу раз, и всегда происходило одно и то же. Бедный мальчик».
Она едва удержалась от того, чтобы по-матерински положить руку на лоб Бриггса, когда проходила мимо него.
Вскоре Крошка докурила сигарету и тоже встала. Она вовсе не собиралась сидеть в саду только для того, чтобы мистер Бриггс мог любоваться ее профилем, поэтому направилась прямо к двери. Если бы его не было, Крошка пошла бы в свой любимый уголок и там полюбовалась закатом, понаблюдала, как один за другим зажигаются огоньки в деревенских домах, и вволю надышалась вечерней прохладой, но все это хорошо делать только в одиночестве, а он обязательно последовал бы за ней. Бедная Крошка не могла прийти в себя от возмущения. Все начиналось сначала!
«Кто может поручиться, что он уедет завтра? Даже если Кейт Ламли выживет молодого мистера Бриггса из замка, ничто не мешает ему снять комнату в деревне и приходить сюда каждый день. Ох, эта власть одного человека над другим!»
Крошка была совершенно беззащитна. Ее лицо никогда не меняло своего ангельского выражения, она не могла даже толком нахмуриться, как бы ни хотелось! Она уже ощущала стойкую неприязнь к мистеру Бриггсу, который не дал ей провести вечер в любимом уголке сада, поэтому пошла к входной двери молча и даже не глядя на него, но он угадал ее намерения и бросился отпихивать кресла, которые вовсе не мешали ей идти. Затем подбежал к входной двери, которая была широко распахнута и вовсе не нуждалась в том, чтобы ее открывали, и вместе с девушкой вошел в холл. Как ни хотелось ей попросить его уйти, но она понимала, что мистер Бриггс имеет полное право ходить по своему холлу, и ничего не сказала.
Он был не в силах отвести от нее глаз и поэтому то и дело спотыкался, налетал то на книжную полку, то на антикварный буфет и расплескал воду из вазы с цветами, стоявшей на столе.
— Я надеюсь, что вы удобно устроились? — проговорил он дрожащим голосом. — Если слуги вам не угождают, я заживо сдеру с них шкуру.
Крошка не знала, что ответить на такое замечание. С молодым человеком следовало обращаться осторожно, как с больным, но она слишком злилась на неожиданную помеху, чтобы быть деликатной. Давно уж некоторое сожаление, которое леди Каролина испытывала к своим незадачливым поклонникам, сменилось досадой, а та иной раз переходила в настоящую ненависть. В ее окружении не было ни одного мужчины, кроме совсем уж дряхлых, который мог бы смотреть на нее равнодушно.