Зашел основной вопрос — плата. Я торговался, как старый еврей на Привозе. И, похоже, произвел этим самое благоприятное впечатление. По их понятиям служащий российской газеты не может быть богатым. Сошлись на 120 долларах в сутки. Я заплатил за двое, сказав, что это «пока», а там, как понравиться. У меня, мол, пять дней есть отгула. Деньги забрал хозяин. Девочки перевели его тираду, что подарки и чаевые остаются на моей совести. (Я спросил у совести, совесть не ответила). Мы отчалили и через несколько кварталов, когда я вновь начал ловить воздух как рыба, вошли в уютный приземистый домик, похожий на большую глиняную мазанку. В этом домике без всяких кондиционеров было прохладно.
— Двадцать баков для тебя не много за жилье? — спросила Валя.
— Нормально, — ответил я. — А мы тут одни будем?
— Хозяйка в другой половине живет, отдельный вход.
— Ну давай, — я протянул ей 50 долларов.
Она зашла к хозяйке, вернулась с ключом. В моем распоряжении оказались две комнаты: спальня и зал. Зал был разделен широким барьерчиком.
— Это кухня на европейский манер, — сказала Валя. — Тут две туалетных комнаты, очень удобно, в каждой имеется душ. Готовить сами будем?
— А ты умеешь?
— Мы с девочками сами готовим. Иначе дорого выходит питаться. Хотя есть и дешевые кафушки, с одним хозяином и парой столиков. Там за пару фунтов можно покушать. Ты, как я поняла, в деньгах стеснен?
— Да, Валя, задерживают мне перевод из России, поиздержался.
За разговором Люся прошла в спальню, вынула из стенного шкафа чистое белье, расстелила.
— Сразу к делу? — спросила она, расстегивая блузку.
— Нет, — сказал я, почти испуганно, — потом.
Меня сейчас самого можно было использовать, полутруп, а не мужик. Мне бы помыться и поспать…
— Валя, — сказал я, мне бы помыться и поспать. У меня сегодня был очень тяжелый день. А ты сходи на рынок, куда вы тут ходите, купи что–нибудь на ужин. Вина купи, тут, говорят, местное вино хорошее, виноградное. А то водка по такой жаре не идет. Ты не обижайся, ладно?
Она посмотрела на меня внимательно. Очень у нее старые были глаза, хотя на вид ей не больше двадцати. Повидала, видать, девчонка всякого. Я чувствовал, что она хочет задать вопрос, но она удержалась.
— Спи, конечно, — сказала она. — А насчет обид, так я наоборот довольна. Ты меня от работы освобождаешь. Мы обычно такое клиентам не говорим, но ты, я вижу, мужик тертый, все понимаешь.
— Да уж, — сказал я. — Спасибо. Сенк ю.
Вчера
Мы поехали в маленький кооперативный ресторанчик, в котором из–за высоких цен почти не бывает на рода. Метрдотель подвел нас к тучному полковнику, еще не сделавшему заказа. Толстяк оживился.
— О, вы с дамой! — засюсюкал он. — Прошу, прошу! А то я тут в одиночестве…
Я чопорно поклонился, а он продолжал разглагольствовать:
— Соскучился, знаете ли, по столице–матушке, по звону ее, шуму. Специально по дороге к морю завернул погурманствовать.
«Э-э, — подумал я, — неплохой гусь, жирный. Может, он в карты любит?»
— Дочку решили побаловать? — не унимался полковник.
Я хотел ответить, что это моя племянница, но Маша опередила:
— Да, это мой папа. И мы тоже скоро едем к морю.
— С Дальнего Востока, — пояснил я, — в отпуск.
Полковник привстал:
— Дронов Петр Яковлевич.
— Очень приятно, Дживелегов Владимир Михайлович. А это Маша.
— С супругой?
— Я вдовец.
Я сказал это и покосился на Машу, заранее почему–то зная ее реакцию.
— Да, — сказала она невозмутимо, — наша мама давно умерла, я ее не помню вовсе.
Полковник сделал вид, что знаком с тактом.
— Извините, я не знал… — Он потер ладони при виде официанта. — Что будем пить?
Я посмотрел меню и передал Маше:
— 3 аказывай.
Она спокойно отодвинула коленкоровый буклет:
— А зачем читать? Я и так знаю, чего хочу: жареную картошку и мороженое.
Все улыбнулись. Я сделал заказ и добавил для Маши кофе–гляссе и бульон.
Первый тост полковник поднял за Дальний Восток.
Сам он, как я понял, служил недалеко от Норильска. Впрочем, о службе он не распространялся, но зато вы давал грубоватые солдатские истории, смачно ел и пил. Я все подливал ему, а сам хитрил: то вылью бокал в цветочную вазу, то только пригублю. К концу трапезы полковник изрядно окосел, мы немного повздорили, кому платить за стол, поймали частника и решили кататься по Москве.