Мне не было скучно в этом микромире, где были только я, она и выдумки писателей. Но вся эта идиллия уводила меня к пропасти. Где–то в душе я тосковал по замкнутой ясности следственных камер.
И тут приехал хозяин. Вырвался на денек–другой, совместил служебное с личным.
Я как раз сибаритствовал на диване с томиком Бабеля, когда он открыл дверь своим ключом.
— Где Маша? — спросил он, едва поздоровавшись.
— Во дворе играет.
— Как играет? Одна?
— Почему одна? С ребятами.
Он был заметно удивлен.
— Что вы мне говорите? С какими ребятами?
— С обыкновенными, дворовыми, соседскими.
Он нервно закурил.
Хлопнула дверь, в комнату ворвалась Маша.
— Дай десять рублей, мы на видики сходим.
— Поздоровайся, — упрекнул я.
— Здравствуйте, дядя, — обернулась она, — вы из вините, меня ждут ребята… Ой, папа! Я ушел на кухню.
А вечером он удивительно быстро опьянел, тыкал в шпроты вилкой и плакался, хая жену, потом вскидывался, кричал восторженно:
— Нет, не может быть, я наверное, сплю, я же сам ее к врачам водил лучшим, она же дебильной росла Маша, иди сюда!
Приходила Маша, он лез к ней с неумелыми ласками, Маша терпеливо говорила:
— Папа, ты сегодня пьяный. Я лучше пойду, у меня там книжка недочитанная.
— Не признает отца, не радуется его приезду, он обращался ко мне, оставляя за мной старшинство в собственном доме…
Наконец он угомонился, лег спать. Я прибрал стол, заварил чай. На кухню зашла Маша, молча забралась ко мне на колени.
— Он скоро уедет, да? Ты сделай так, чтобы он по скорее уехал…
— Маша! — укоризненно посмотрел я на нее и пересадил на табурет. — Ведь он твой отец, как ты можешь так говорить? Он любит твою мать, любит, по–своему, тебя. Ты должна понять его, пожалеть иногда… А сейчас он в командировке, через несколько дней уедет. Ты уж не обижай его, ладно?
Я говорил и опять сам себе удивлялся. Ведь она не моя дочь, я совсем ее не знаю и, возможно, своими словами я отнюдь не способствую их сближению. Отец постоянно в отъезде, конечно, любит свою дочь, но когда ему было налаживать с нею взаимоотношения, если они месяцами не виделись?
Утром этот большой, неуверенный в себе человек вдруг заявил:
— Не поеду сегодня в контору, проведем весь день вместе!
Произнося это, он обращался к дочери, а смотрел на меня. И мне ничего не оставалось, кроме как сказать:
— Конечно, погуляйте с Машей… Ты, Маша, надень синий костюм, на улице прохладно. А я полежу, по читаю. Что–то ревматизм прихватил. Выпроводив их, я врезал стакан коньяку и уехал в Домодедово.
Толчея аэропорта успокоила меня. Я бродил по залу ожидания, наметанным глазом определяя своих возможных клиентов, затем посидел в буфете, съел порцию шампиньонов и ломтик ветчины, выпил банку пива. Делать больше здесь было нечего… Дома было тихо и скучно. Я слил остатки коньяку в стакан, залпом проглотил, закусывать не стал. По думал, что так недолго и в запой уйти. В это время хлопнула входная дверь, в прихожке загалдели, засмеялись. Маша, забежав ко мне в комнату, встревожено замерла:
— Пригорюнился? Зачем пригорюнился? Ты не болеешь больше?
В проем дверей просунулся папаша. Он был уже заметно под шафе:
— Как вы себя чувствуете? Мы тут накупили всякой всячины, решили дома поужинать… Я хотел в цирк, а она — домой, домой. Ох, ревную!
И опять потянулся скучный вечер с застольем, беспорядочной едой и питьем, откуда–то возникли соседи, называли меня чародеем, на Машу глазели, как на диковинный экспонат. Она насупилась, и я увел ее спать.
— Ты почитай мне, ладно? — попросила она.
— Сперва вымой ноги холодной водой, переоденься в пижаму, потом позовешь…
Пока мы разговаривали, все смотрели на нас с умилением, что ужасно меня раздражало. Может, я в зонах только об этом и мечтал, что когда–нибудь и кому–нибудь придется советовать вымыть ноги перед сном и именно холодной водой. И еще рассказывать сказки про царевну и драконов.
И в этот вечер фантазия ударила из моих уст, хрустальным фонтаном. Я всегда умел сочинять разные байки, но выдумывать сказки экспромтом — это было со мной впервые. Я мгновенно сымпровизировал принца с авантюристскими замашками, одел его в темно–зеленый облегающий костюм с искоркой и отпустил его на поиски приключений. Целью, к которой устремился мой принц, был заброшенный замок на краю земли. Там происходят всякие чудеса, а какие именно — никто не знает. И никто оттуда не возвращается. Мой принц мужественно одолел трехголового дракона, пересек озеро с мертвой водой, смел на пути к цели стаю кикимор во главе с лешим, добрался до замка, прошел сквозь анфиладу комнат со всякими страхами и чудесами, а в самой последней узрел свой собственный облик в большом зеркале. Отражение так сильно потрясло его, что принц впал в меланхолию и вообще перестал куда–либо и к чему–либо стремиться. Так до сих пор и живет он около этого замка и раз водит кроликов, чтобы не умереть с голоду. Когда я закончил сказку, Маша шевельнулась, Bысунув подбородок из–под одеяла, с минуту полежала молча, тихая, посерьезневшая, затем произнесла почти с материнской интонацией: