Да, он играл определенную роль. Так бы повел себя и Льюис, если бы он попал в эту компанию. Он, дескать, понимает, что губит себя алкоголем, но не может преодолеть пагубную тягу. Бобби старался не фальшивить. Он признался, что сам страдает от своей слабости и надеется все же завязать. Пока же он, сказал Бобби, остается в сточной канаве, в отличие от большинства из них, и не очень-то верит в действенность «двенадцати ступенек».
Сами они прошли через этот этап и отнеслись к словам Бобби с сочувственным пониманием. Его заверили, что придет еще день избавления, главное — не пить. Тьерни понимающе кивал головой.
— Если вы понимаете, что это необходимо, — сказал один из членов общества, — значит, вы сможете.
Вера наполняла целлулоидные стаканчики кофе, и Бобби оказался рядом с ней. Он признался, что очень одинок, страдает бессонницей и очень изматывается в бесконечных переездах. Она его хорошо понимала, так как сама много путешествовала.
Когда собрание закончилось, Бобби предложил подвезти Веру. Район, в котором она жила, находился в самом начале шоссе на Сент-Симонс Айленд, недалеко от его отеля.
— Вы ведь ирландец, не так ли? — заметила Вера. — У вас, как у всех ирландцев, большие руки, чуть сгорбленная спина и широкая открытая улыбка. И еще — мармелад в волосах.
— Там, где я раньше жил, было много ирландцев, — рассмеялся Тьерни, морщинки разбежались из уголков глаз.
— А я родилась в Гринсборо, штат Южная Каролина, и жила везде, где леди может дать отдохнуть своим усталым ножкам. Вера Мартин Маккензи бывала и в тех местах, откуда вы приехали. — Она закурила сигарету.
— Вы еще скажите, что в Массачусетсе нет такой дороги, по которой вы бы не проехали, — весело поддел собеседницу Бобби.
— Можете мне не верить, ирландец. Я проехала больше дорог, чем указано на карте, и все они вели меня сюда, в этот город и в эту группу анонимных алкоголиков. Жаль только, что я попала так поздно в конечный пункт моих скитаний. Мое дряхлеющее тело так бы не страдало, явись я сюда пораньше. И я бы не пережила столько горя, — сказала Вера.
В районе, где жила Вера, было много прибрежных ресторанчиков. Они зашли в один из них перекусить. Стены зала были выложены ракушками, собранными на берегу Сент-Симонс Айленд. Бобби и Вера выбрали столик у стеклянной стены, откуда была видна прибрежная полоса от Саунда до порта в Брунсуике. Разноцветные блики играли на темной воде.
Зал ресторана напоминал корабельный кубрик. В стену, отделяющую от кухни, были вделаны иллюминаторы вместо окон, через них официантки получали подносы с заказанными блюдами. Не хватало только старых капитанов, потрепанных штормами, с прокуренными трубками. Обстановка располагала к выпивке.
На собрании он выпил слишком много кофе, и кисловатый привкус хотелось заглушить чем-нибудь покрепче, а в баре так призывно звенели рюмками. Ему не пришлось хитрить, Вера легко угадала его желание. Очень непринужденно она сказала, что они могут зайти в ресторан перекусить и он возьмет себе что-нибудь выпить, раз уж ему так, черт побери, неймется.
— Я уверена, что вы солгали, когда уверяли нас, что уже четыре месяца как завязали, — сказала Вера. — Вы только примериваете на себя программу общества. И не беспокойтесь обо мне. Я уже восемь лет не пью и не собираюсь снова начать.
— Как вы меня разгадали? — полюбопытствовал Бобби с хитроватой ухмылкой.
— Дорогой, вы такой же прозрачный, как кодакский слайд. Кого вы хотели надуть вашими рассказами, «как это трудно все время путешествовать и оставаться трезвым?» Пьющего видно за версту. Я безошибочно определяю, завязал человек или нет.
— Это настолько очевидно? — спросил Бобби.
— Так же легко, как узнать Мадонну на нудистском пляже. Пойдите-ка лучше в бар и примите свою дозу. Если человек дозрел до трезвой жизни, это видно. Когда выпито под завязку, вы будете молить Бога, чтобы снова не попасть в какие-нибудь неприятности.
Бобби уже хотел было признаться, что никакой он не алкоголик, но побоялся, что тогда двери общества в этом городе будут для него навсегда закрыты. И потом он увлекся своей ролью. Изображая выпивоху, он подражал Льюису, и еще неизвестно, куда это его приведет.
А Вера вела себя так, будто была доброй старшей сестрой всех потерянных мужчин с проселочных дорог от юга до запада. Тьерни встречал таких во Вьетнаме, они работали медсестрами и раздавали гуманитарную помощь, подтирая чужое дерьмо и подставляя плечо мужикам, чтобы те могли поплакаться. Второпях обученные, бесстрашные, с искренней верой в чистоту человеческого сердца, они принимали на себя чужую боль и вину, даже если вся их внутренняя сущность протестовала против жестокости и ужаса войны. Возможно, такое самоотречение объяснялось тем, что происходящее вокруг было выше их понимания.