— Кери, — выдохнул он, разглядывая эльфийку без мерцания ее силы между ними. Ее глаза были прекрасны, ее кожа имела оливковый оттенок, которого он никогда раньше не замечал. А ее лицо… Она плакала, и он подался вперед, не веря сам себе, когда он протянул руку в белой перчатке к ее глазам, и она ему слегка улыбнулась. Это была улыбка надежды и страха.
«Она должна бояться».
— Галли? — Неуверенно проговорила она.
— Ты действительно меня любишь? — Спросил он ее, когда собрался целый рой бабочек, притянутых запахом жженого янтаря, и она кивнула, внимательно глядя на него, а слезы стекали по ее лицу, и она нерешительно ступила в его объятья.
— Тогда ты просто глупая сука.
Задохнувшись, она помотала головой. Отпрянув от него, она попыталась убежать, но было уже слишком поздно. Тихо смеясь, Алгалиарепт обернул свою руку вокруг ее шеи, свободной рукой схватил ее волосы и потянул ее через сад к ближайшей лей-линии.
— Отпусти меня! — Вопила она, вырываясь. — Сelero inanio! — Крикнула она, зарыдав, и бросила в него силу ближайшей лей-линии.
Мгновенно среагировав, Алгалиарепт отклонил огненное проклятье, тихонько засмеявшись, когда вспышки света замерцали там, где раньше порхали синие бабочки, падавшие теперь замертво на траву. Кери на мгновение забыла про борьбу и оцепенела в его хватке, ошеломленная тем, что он превратил ее волшебство в убийство чего-то, что она любила.
— Сделай это снова, и я еще что-нибудь здесь сожгу, — пообещал он, наматывая ее волосы на свой кулак до тех пор, пока она не начала его колотить своими изящными кулачками.
— Ты лгал! Ты лгал мне! — Бушевала она.
— Я не делал ничего подобного, — сказал он, цепко ее удерживая и таща прочь из круга, чтобы люди, бегущие к ним, не смогли бы заключить его в ловушку. — Я оставлю тебя навеки юной и буду учить тебя всему, что знаю, так же, как я обещал. — Она задыхалась, ее борьба ослабела — она ждала помощи, но никто не сможет ее освободить. Закрыв глаза, он вдыхал запах ее волос. — И я собираюсь любить тебя, — прошептал он ей в ухо, когда она начала молиться своему невнимательному богу — он отучит ее в него верить. — Я буду любить тебя каждое мгновение твоей жизни, а потом еще немного.
Предвкушая, он дотянулся до внутренней стороны ее бедра. На мгновение его пальцы коснулись ее, и она закричала, вырываясь, чтобы освободиться. Жестокая улыбка скользнула по его лицу, и кровь прилила к его чреслам. Она будет всем, чем он захочет. Развлечение на все время, пока ему не надоест.
— Мы с тобой устроим скачку в моей постели, чтобы отпраздновать твое поступление на мое попечение, — сказал он, когда качающиеся факелы приблизились.
— Нет! — Выкрикнула она, заерзав, когда ее прическа рассыпалась и волосы упали на лицо. Так она выглядела еще более привлекательно, румянец стал ярче, и гнев заставил ее глаза искриться.
— Неправильный ответ, — отозвался он, заполняя ее силой линии.
Ее глаза расширились, маленькие губы приоткрылись, чтобы показать прекрасные зубки. Задыхаясь, она прикусила губу, чтобы не кричать. Она почти потеряла сознание, и он чуть не пропустил момент, когда она обмякла. То, что она так и не закричала, пока он не закончил, заставило его улыбнуться, поскольку он узнал, что ее предел будет… восхитителен.
— Я дам тебе все, что ты захочешь, — вдыхал он в ее ухо, когда она снова могла понимать, вися в его хватке и с трудом втягивая в себя воздух. — Все и больше, чем все, Кери. Позволь мне забрать тебя.
Он мог оглушить ее и утащить силой, но если бы она полностью сдалась ему… это было бы так изысканно, как ничто из того, что он когда-либо делал.
Качающиеся факелы повернули за угол, маленькие собачки тявкали в нарядных женских руках.
— Остановись! Ради любви к Богу, остановись! — Закричала она, и Алгалиарепт почувствовал глубокую волну удовлетворения. Разрушение ее воли удовлетворило бы все его потребности.
Позади женщин возник молодой человек в белом и золотом. На его лице отразился шок, он споткнулся и застыл. Дворяне за его спиной издали протестующий стон, несколько из них повернулись и побежали прочь.
Жених Кери был прекрасен, с горечью осознал Алгалиарепт и вцепился в нее еще крепче. Человек перед ним дополнял ее во всем. Он был статен и благороден — все то, чем Алгалиарепт не был. Но затем демон улыбнулся — Кери отвергла эльфийское совершенство, чтобы быть с ним.
Губы мужчины приоткрылись от ужаса, когда пальцы Алгалиарепта глубже вплелись в ее волосы, вздернув ее голову и заставляя ее длинную шею выгибаться. Кери смотрела на своего жениха, ее щеки горели, легкие вздымались. Развернувшись, принц позвал магов.
При виде его спины рука Кери разжалась, и карта, которую она сжимала, упала на землю. Что-то в Алгалиарепте дернулось, когда дьявольская карта упала на аккуратно подстриженную траву. Смятое золото мерцало в свете факела, но было легко разобрать, что на ней — уродливый демон с красной кожей волочет прекрасную деву.
— Забери меня, — прошептала она, когда три колдуна наткнулись на ясное, испуганное, но решительное лицо. — Я не хочу стареть. Ты — мой демон.
С ее согласия, это было сделано. Семь лет труда достигли кульминации в удовлетворенном хохоте, от которого юноша в белом побледнел. Но он не пошевелился, чтобы спасти свою невесту.
— Ты не заслуживаешь ее, — сказал Алгалиарепт, а затем, когда колдуны зашевелились, он настроил свои мысли, чтобы совершить переход. Тявкающие собачки, стенающие женщины — все исчезло в чистой черноте мыслей. И когда они отправились по линии обратно, чтобы рухнуть в выпавшее из реальности время, Алгалиарепт прикоснулся к ее душе, пробежался пальцами по ее ауре и почувствовал ее смущение. Она хотела этого. Несмотря на протесты и крики, она хотела этого. Желала его. Она была его маленькой синей бабочкой, высматривающей падаль.
«Не плачь, Кери», — подумал он, и понял, что она услышала его, когда ее сознание, казалось, задрожало.
Он оставит этот экземпляр себе. Превратит эльфа Дульчиэйт в витрину для своих талантов. Прежде никто не приходил в Безвременье по своей воле. Он был художником, и разрушение ее личности, когда он будет превращать ее в то, что он хочет, станет его высочайшим шедевром.
«Пока я не найду кого-нибудь с немного лучшими способностями к темным искусствам», — подумал он, зная, что этого, скорее всего, не случится — разве что, в следующем тысячелетии.