Зачарованный
Светлой памяти Алёны ака Malum Universum
Странствующий зверинец - вот где Норман Кливз, мальчик шести лет, впервые увидал змею.Несколько жалких фургончиков с перекошенными колесами, вставших на окраине захолустного городка. Мальчик с почтенной тетушкой, пришедшие посмотреть на экзотических животных. Змея обитала в большой проволочной клетке, лежала в опилках, похожая на длинный садовый шланг в пестрой оплетке. Иногда змея поднимала ромбовидную массивную голову со стеклянно-круглыми глазами. Рептилия сонно зевала, открывая иссиня-розовую пасть и высовывая тоненькое, шустрое жало. Женщины испуганно взвизгивали, мужчины втягивали животы и расправляли плечи, дети восторженно ахали. Змее было все едино, что о ней думают и говорят двуногие за решеткой. Она дремала или медленно ползала по клетке, свиваясь текучими восьмерками. Оживилась она всего единожды. То ли служитель вот-вот должен был принести ей дохлую крысу на обед, то ли ветер переменился. Змея переливалась с места на место, в раздражении приподнимая кончик хвоста. На хвосте у нее были три костяных нароста, похожих на желтоватые стручки. Хвост дрожал, шарики стучали друг о друга, сперва едва слышно, затем все громче и громче. Сухой, рассыпчатый звук песчаной струйкой вливался в уши, заполняя череп. Змея трясла хвостом, погремушка гремела, никто из таращившихся на золотисто-бурую рептилию зевак не обращал внимания. Трескучий звук взлетал к небесам, обрушиваясь на бедную землю водопадом грохочущих горошин. Норман прижал ладони к ушам, однако мучительный звук не исчезал. Он был здесь, шорох миллиардов трущихся чешуек и стук катящихся костей, грозивших поглотить его. Норман невольно захныкал, тетушка попыталась его успокоить, а затем пребольно дернула за ухо, назвав скверным и капризным мальчишкой. Змея свернулась в кольцо, гипнотизируя плачущего ребенка пристальным, немигающим взглядом. Поджав губы, тетушка вполголоса процедила: коли Норман не умеет вести себя прилично, они немедленно уходят. Ей жаль денег, потраченных на билеты, и досадно, что такой большой мальчик ведет себя, словно малое глупое дитя. Испугаться змеи в клетке! Через пару дней зверинец уехал. Туда, где вдоль морского побережья рассыпано ожерелье курортных городков. Где толпы ленивых отдыхающих праздно таращатся на взлетающие к синим небесам пестрые карусели, где тает мороженое в вафельных стаканчиках и надрывно звякает каллиопа. Где танцы по вечерам, яхтенные паруса на взморье и пальмы с рваными листьями. Караван уехал, а городок, в котором жили Норман и тетушка Хелен, остался. Провинциальный городок на обочине большой дороги, с пыльными витринами полупустых лавок и покосившимися домами. Год от года тетушка выцветала, словно кто-то постепенно стирал ее ластиком с картины мира. Мальчик ходил в школу, получая отметки в дневниках с выцветшими обложками. Когда школа закончилась, вместе с ней закончилась и тетушка Хелен. Начались дни в пустом гулком доме и унылой конторе, торговавшей всем понемногу. Дни разлинованных ведомостей и уныло-томительных, выматывающих душу ночных грез ни о чем. Дни юности в умирающем городке - и едва различимый шорох тяжелого змеиного тела по песку, сливающийся с гулом крови в ушах. Звук постоянно преследовал Нормана, звук на краю слышимости, сводящий с ума своей неуловимостью. Невозможностью уловить его источник, ибо на самом деле не было никаких змей и никакого шелеста-шороха. Звук раздражал. Раздражение требовало выхода, как загнивший порез нуждается в спасительном прикосновении скальпеля. Норман не знал, где искать спасения от детского наваждения - и неожиданно для себя наткнулся на него на пустынной автостоянке позади воскресного кинотеатра. Там, где Норман Кливз встретил белобрысого мальчишку. Тощий подросток в слишком большой для него спортивной куртке бродил меж машин, выискивая, где бы свинтить зеркало или отломать антенну. Норман окликнул его, попытался завязать разговор, не представляя в точности, что ему нужно от парнишки. Он точно не был героем полусонных фантазий Нормана. Причудливых фантазий, криво слепленных из обрывков журнальных фотографий и грез за мгновение до того, как затрезвонит будильник. Норману просто хотелось удержать мальчишку рядом... может, дотронуться до немытых и спутанных волос, не более. Юнец рванулся с места, стоило лишь Норману протянуть к нему руку, и заверещал во всю глотку. Это разозлило Нормана, он попытался схватить мальчишку покрепче. Тот, как оказалось, таскал в кармане свинчатку, которой без колебаний врезал нападавшему сперва по пальцам, а затем и по голове, угодив между глазом и ухом. Подернувшийся тьмой мир взорвался багрянцем. Норман растянулся на выщербленном асфальте, отчетливо различая приближающееся шуршание змеиной чешуи - и упал на засыпанные палой листвой скользкие плиты извилистой дорожки. Там, по ту сторону, было сумрачно, словно перед заходом солнца. Синие и лиловые тона, подкрашенные оранжевым, тонкие черные деревца с растопыренными ветвями. Норман знал, что должен удивиться или испугаться. Или то и другое одновременно. Герои книг и фильмов, оказавшись в непривычном мире, всегда удивлялись и пугались. Но тетушка Хелен, сердясь, частенько повторяла, что у ее племянника не все в порядке с головой. "Ты живешь в мире пустых вымыслов, - твердила она. - Не доведет это до добра, помяни мое слово". Поэтому Норман не видел причин для страха. Ведь на самом деле он валяется на грязной автостоянке, через пару секунд природа возьмет свое, и он очнется. Так отчего бы ему не встать и не оглядеться по сторонам? Он в сумерках, на лужайке с короткой травой и невысокими деревцами, и издалека доносится приглушенное шипение. Влекущее к себе, как птицу влечет стеклянный взгляд змеи и мелькание ее раздвоенного язычка. Листья шуршали под ногами, дорожка привела Нормана к груде валунов, где поверх камней распласталось нечто огромное, бронзово-алое, исчерченное ровными рядами чешуек. Тулово змеи, свившейся кольцами, такой огромной, что взгляд был бессилен охватить ее целиком, хотя бы приблизительно определив размеры. Норман таращился на нее, ощущая себя крохотным дрожащим зверьком, не имеющим сил бежать. Страшась взглянуть в бесстрастные зрачки рептилии - и вместе с тем втайне желая этого. Желая увидеть медленно поднимающуюся над камнями голову, массивную, может, увенчанную гребнем. Змея была бесконечной, огромной, шелестящей и вкрадчиво шуршащей - и Норман в страхе откачнулся назад, лишь на миг уловив блеск тусклого золота вытянутых глаз. Пока он валялся без сознания, его обобрали. Возможно, это сделал белобрысый мальчишка. Норман соскреб себя с асфальта, усеянного раздавленными жвачками и фантиками. Спотыкаясь, поковылял домой. Рваная ранка на виске вскоре затянулась. Снов и кошмаров больше не было. Даже извечный шелестящий звук куда-то сгинул. Вместо того, чтобы успокоиться и порадоваться возвращению в мир здравого смысла, Норман все чаще ловил себя на мыслях о Змее. Гигантской рептилии мужского пола, да, именно мужского, выползшей из болота воображения - или с мерцающего черно-белого киноэкрана, на котором разворачивалась очередная история путешественников, неосторожно забредших во владения древнего чудовища. Экранная змея была всего лишь искусным эффектом, снятым крупным планом брезентовым шлангом. Не чета Бронзовому Змею, свивающему кольцо за кольцом свое бесконечное тело. Змей, живущий в вечном сумраке людских фантазий. Умеющий не мигая смотреть на солнце и часами сохранять неподвижность. Священный змей былых мифов с острейшими зубами, исполненными смертельного яда. В лавке Норман купил бутылку дешевого виски, втайне надеясь, что скверное пойло поможет ему вернуться в призрачный мир грез. Прежде ему было достаточно лишь закрыть глаза - и безликие призраки его воображения с готовностью бросались навстречу. Но теперь из бутылки темно-зеленого стекла вытекли лишь тяжелые, муторные сны ни о чем, где не было ни бесконечного заката под небом цвета индиго и груды кам