ней. "Хочешь увидеть его вновь? Зачем? Чтобы он сожрал тебя, как большие змеи в джунглях пожирают маленьких зазевавшихся кроликов? Обвил и стиснул, удушая, пока не захрустят кости - а потом натянулся на то, что от тебя останется, словно кожаный чулок? Хочешь понять, каково это - быть убитым и умереть во сне? Сны. Я ведь не спал, вот в чем была моя ошибка. Меня ударили, я потерял сознание - и попал туда". На сей раз он вышел на улицу с пустыми карманами, держа путь к "Запруде", заведению с дурной репутацией. Вечерами там промышляли шлюхи обоего пола и частенько вспыхивали потасовки. Сперва он думал снять одну из девушек, отвести в сторону и напугать, в надежде, что ей хватит смелости ударить его. На его счастье, возле "Запруды" бушевала драка. Вдалеке уже тревожно заливались полицейские свистки. Сунувшийся в круговерть мелькающих кулаков, ног и бутылок с отбитым горлышком Норман продержался всего несколько мгновений, прежде чем удар по касательной погрузил его в мир бессознательного. Десяток шагов по усыпанной листьями дорожке привели его к каменному возвышению, оплетенному кольцами бесконечного змеиного тела. Оно текло и струилось, как свитая спиралью чешуйчатая река. Взгляд человека поднимался все выше и выше, пока не скрестился со взглядом рептилии. Холодным взглядом цвета расплавленного золота, взглядом миндалевидных глаз зверя на бесстрастном человеческом лице. Змей был слиянием противоположностей. Ожившей тварью с мифологической картинки, папашей Ехидны и сводным братцем Тифона. Человеческий торс на змеином тулове, пятипалые когтистые руки. Окаменевшее в своем совершенстве лицо статуи и блеск украшений на шее и запястьях. Камни складывались в подобие грубого трона, и Змей полулежал на нем. Казалось, он оцепенел в этой позе на сотни и тысячи лет. Созерцая солнце, которое всегда будет огненной каплей нависать над горизонтом, и игру умирающих отблесков на медной чешуе. Змей не жив и не мертв, он застыл в ожидании. Однако он никогда не увидит заката и прихода ночи - ночи, которая позволила бы ему оставить трон, ставший ловушкой. Лишенные зрачков глаза смотрели сквозь Нормана. Чудовище знало о присутствии человека. Знало - и оставалось равнодушным. Змей был стар, он видел множество людей, погубленных миров и сожженных городов. Что ему еще один человек, пусть даже сумевший проникнуть в его обитель? - Прежде ко мне шли молить о милости. Приводили жертв, приносили дары. Но зачем ты здесь? Уходи, - голос чудовищной твари не был зловеще-скрипучим, шелестящим или посвистывающим. Обычный голос немолодого мужчины, утомленного раздражительной суетой жизни. - Уходи, говорю тебе. Хвост Змея стремительно взметнулся, толкнув Нормана в грудь. Толкнув - и выбросив прочь, в мир красно-синих вращающихся сирен, разбитого стекла, выкриков и холодного ветра. Полицейские не задержали мистера Кливза, приняв за случайного зеваку, пострадавшего в потасовке. Санитар мимоходом оглядел его разбитую голову, заклеил пластырем царапину и посоветовал завтра же навестить врача. В клинику Норман не пошел. Не пошел и на работу в опостылевшую контору, проведя несколько дней в полусонных раздумьях. Играя с мыслями о своей жизни, точно речь шла о стороннем человеке, герое прочитанной книги или фильма на воскресном сеансе, пытаясь осознать, как ему вновь ступить на извилистую дорожку, что приведет его к груде камней и шелесту сияющей чешуи. Таблетки и забытье после алкоголя не годятся. Только нанесенный удар, достаточно сильный, чтобы заставить его потерять сознание. Драки, стычки, имитация нападения - в маленьком городке слухи разносятся быстро. Вдруг кто-то обратит внимание на то, что Норман Кливз слишком часто является в клинику с телесными повреждениями? Вдруг полицейские что-то заподозрят? Вдруг очередной полученный удар окажется слишком сильным и он не сможет вернуться? Или, что несравненно хуже, застрянет на полпути Оттуда Сюда, в сумеречном мире под намертво вплавленным в небосвод солнцем? "Я должен уехать, - решение было простым, но требующим немалой твердости духа. - Собраться и уехать отсюда. В большой город, где много людей и никто не обратит на меня внимания. Там я обрету то, что мне нужно". Поезд грохотал колесами на стыках, унося Нормана Кливза прочь, прочь, прочь. К холодным дождям, к незнакомой прежде городской суматохе, не затихающей ни днём, ни ночью. К огням в черных лужах, безликим согбенным людям, торопливо бегущим по своим делам из света в тень. К резким воплям клаксонов и узким высотным домам и неоновым рекламам. К жизни, в которой ему предстояло отыскать свое место. В город, исполненный соблазнов, о которых с таким жаром и негодованием повествовала тетушка Хелен. Рекламная газета, отпечатанная на скверной жеваной бумаге, пачкала руки черной краской. Большое объявление кричало о найме работников на автомобильный завод, обещая щедрую плату и социальный пакет. Клерк за конторкой завода мельком взглянул на сунутые документы мистера Кливза и шлепнул по бланку синеватой печатью, подтверждая его прием на работу. Завод был дымным, клацающим стальными клыками чудовищем, прижавшимся к земле и щерившимся зазубринами острых закраин. Утром он поглощал мрачно-молчаливую толпу рабочих, вечером отрыгивал ее обратно, в грохочущих конвульсиях порождая бесконечный жестяной поток машин. Густые переплетения кабелей и проводов казались Норману затаившимися рептилиями, поджидающими неосторожную жертву. Готовыми впиться в теплую плоть металлическими клыками и уволочь в темные и пыльные глубины, куда опасно соваться без мощного фонаря и тяжелого разводного ключа. Люди приходили и уходили. В недрах цехов пульсировала потайная жизнь, вертелось колесо тотализатора, заключались пари и принимались ставки. Лилась кровь, впитываясь во влажные опилки - в цехе готовой продукции шли кулачные бои. Норман нашел способ стать одним из участников. Он не отличался внушительными габаритами и физической силой, но на его стороне были ловкость, проворство и нечувствительность к боли. Порой ему везло и удавалось выиграть бой, продержавшись до звона финального гонга, медной тарелке на ржавой цепочке. Порой случалось неизбежное: он пропускал удар, отлетая и тщетно пытаясь сохранить равновесие, ощущая под ногами стеклянистую гладкость черных камней. Там все оставалось прежним, солнце полыхало над горизонтом, и неизменность сложившегося порядка вещей нарушило лишь одно. Приблизившись, Норман судорожно сглотнул и произнес, обращаясь к вкрадчиво шелестящей бесконечности: - Э-э... Это снова я, Норман. В смысле, меня зовут Норман. Мне ничего от вас не нужно. Я... я просто попал сюда. - Рхиса, - после долгой паузы отозвалась рептилия с торсом и головой человека. - Прежде мне принадлежало множество имен, но нынче сойдет и это. Я - Рхиса. А ты упрямый. Можешь подойти. Толстый змеиный хвост неспешно сдвинулся в сторону, освобождая проход к груде камней, сложенных в виде трона. Под подошвами спортивных кед Нормана захрустели мелкие косточки мертвых животных, на миг вынудив задуматься: чем питается это существо в своих бесконечных днях? Или ему вообще не требуется пища? Может, Змей охотится на местных зверьков? Взялись же откуда-то эти скелетики и безглазые черепа? Осторожно переступая через чешуйчатые кольца, Норман приблизился. Теперь он разглядел больше: наброшенное на спинку импровизированного седалища расшитое полотнище и расслабленно возлежащие на широких подлокотниках руки-лапы Рхисы. У человекозмея была густая копна темных волос, перехваченных надо лбом широкой диадемой - золотой, с тремя острыми изогнутыми зубцами. Глаза у змея-Рхисы тоже были золотыми, золотыми и холодными. У него не было зрачков, и Норман затруднялся определить, куда именно смотрит Змей. Может, на человека. Может, на далекую линию горизонта. Его пальцы слегка шевелились. Неестественно длинные, словно затянутые в перчатки из мелкой блестящей чешуи с крючковатыми когтями. Смотреть на ожившее мифологическое чудище было жутко и захватывающе, а находиться рядом - словно стоять н