– Интересно, – не удержалась от реплики Аграфена.
– Что?
– То есть ты хочешь сказать, что нас не какой-то театральный фонд, не государство пригласило, а частное лицо?
– Ну, да… Какая разница?
– Всю труппу? Да еще и меня, декоратора? И гримера, и еще обслуживающий персонал?
– Да, что такого-то? Пригласили же… Его проблема! – не понимал Эдуард Эрикович.
– И твой Марк Тарасов готов месяц содержать столько народа? Или мы за свой счет должны там существовать? – уточнила то, чему так удивилась Аграфена.
– Так он, я же говорил, очень богатый человек. Это – раз. Два – театр его собственность, три – Марк что хочет, то и делает, он очень хочет пообщаться – четыре, с русскими пообщаться – пять, у него большой дом – шесть, то есть мы там все разместимся. Да, может, Тарасов вину свою перед смертью загладить хочет! Убедил?
– Убедил. То есть мы будем на полном обеспечении?
– На полном. Мало того, Марк нам заплатит за спектакли.
– То есть мы еще и заработаем? – семимильными шагами приходила в себя Груня.
– Похоже на то.
– То есть нам безумно повезло?
– Конечно! Нет, покупку платьев и духов тебе никто оплачивать не станет, на них уж трать свои сбережения. А вот кушать и жить – пожалуйста! И зарплата будет.
– Это я понимаю, – с трудом кивнула художница, расплескав на себя воду.
– Летим завтра.
– А я тут при чем? Эдуард, давай договоримся так: я подъеду к вам позже. Или лучше совсем освободи меня от поездки. Мне надо к дочери на дачу, я своим обещала. Для меня твое предложение слишком неожиданное, – отказалась Аграфена.
– Да ты что?! – подался к ней всем телом режиссер. – Без тебя никак нельзя.
– Но почему? Как раз без меня вы спокойно обойдетесь. Скажи мне, какие спектакли повезете, и я соберу все декорации, все костюмы. Я вам абсолютно не нужна.
Эдуард Эрикович закурил вторую сигарету.
– Ты действительно не хочешь ехать? Там так здорово…
– Я хотела бы и очень рада, что так повезло всей труппе, но сама лучше останусь здесь. Правда-правда, все это чересчур неожиданно, и я не знаю, как дочка отреагирует. Аня с бабушкой ждут меня, а ты знаешь, что они – самое главное у меня в жизни.
– Марк, когда сидел здесь у меня в кабинете, обратил внимание на этот портрет. – Эдуард показал рукой себе за спину, где в золоченой раме висел его собственный портрет, написанный Аграфеной лет пять назад.
– Понравился ему?
– Не то слово. Тарасов был в восторге. Начал расспрашивать, кто автор и все о нем. Я повел его в наш так называемый красный уголок и показал другие твои работы. Если честно, Груня, я тогда подумал, не купит ли он что-то. Я продал бы, даже не спросясь у тебя. Конечно, дал бы денег и тебе, но, главное, для театра оставил бы. Вон, смотри, все разваливается! Хоть одно окно бы установил, и то хорошо. Но Марк интересовался только портретами и ничего не купил. Зато сделал свое великолепное предложение, а это баснословные деньги. Оплатил нам авиаперелет, предоставил бесплатное жилье и питание в своем доме. Мы должны дать как минимум четыре спектакля для русскоязычных жителей Венгрии. Повторяю: нам еще и заплатят за них! Но Тарасов попросил обязательно привезти тебя – чтобы ты написала портреты его дедушки и бабушки. Ты понимаешь, что это значит? Он только из-за тебя, может, нас и пригласил! Вот что-то понравилось ему в твоих работах. Говорил что-то вроде – глубина и правдоподобность. Это словно плата за наше проживание и организацию гастролей. Я думаю, Марк ужасно расстроится, если приедем все мы без художника, которому он хочет заказать фамильные портреты своей родни. Может, и не выгонит нас, но расстроится точно.