Все были довольны. «Какой-то человек рядом со мной сказал, что счастлив, – вспоминал Бафорд. – Затем он добавил, что не был так счастлив никогда в жизни, Я пристально посмотрел ему в лицо, стараясь запомнить, чтобы встретиться с ним позже и выяснить, что именно доставило ему такое удовольствие», Но парень исчез в толпе, а Бафорд в это время наткнулся на инженера Марка.
«Время от времени, – говорил Марк, – даже меня что-то по-настоящему впечатляет. После этого начинаешь чувствовать себя по-другому. Тот матч с “Ювентусом” – как раз такое событие. Оно бывает, возможно, раз в жизни, Помнишь, как мы вошли на стадион? Нас было сотни две, не больше. Мы – против них, и никто не мог знать, чем все это кончится. Очень много эмоций. Страх, ярость, восторг. Со мной никогда не происходило ничего подобного. Мы все это чувствовали. Каждый из нас понял, что мы пережили нечто особенное».
За годы, проведенные в фанатской среде, Бафорд неоднократно слышал о восторге и единении, о том, что такое не забывается и морально тебя поддерживает. Он чувствовал, что люди испытывают радость, рассказывая и пересказывая эти истории. В итоге он пришел к выводу: «Насилие – одно из наиболее ярко переживаемых впечатлений, и для тех, кто готов отдаться этому порыву, оно доставляет настоящее наслаждение».
Особо убедительным и даже леденяще достоверным свидетельство Бафорда делает то, что он сам растворился в насилии, став частью своего наблюдения. «В этом была мощная энергетика, – описывал Бафорд тот вечер в Турине, – Она не могла тебя не захватить».
Через несколько месяцев Бафорд побывал со своей «фирмой» в Фулхэме. Он описывал момент, когда, оказавшись в толпе, среди звона битого стекла и ударов по мягкой человеческой плоти, утратил ощущение себя как личности,
«На улицах Фулхэма, когда группа преодолела метафорический барьер, я испытал ощущение невесомости. Я перестал чувствовать силу тяжести. Я просто воспарил над собой, воспринимая все как в замедленной съемке и в мельчайших подробностях. Позже я понял, что был в состоянии адреналиновой эйфории. Впервые в жизни я смог понять слова, которыми это чувство описывали футбольные хулиганы. Массовое насилие было их наркотиком».
История Бафорда – одно из сотен свидетельств, полученных от мятежников, солдат и футбольных фанатов. Некоторые приходят в восторг от ощущения социальной общности и единства. Другие видят в этом более глубокий смысл. Война затягивает, насилие возбуждает, дает цель и создает ощущение идентичности. «Даже при всех разрушениях и кровавых жертвах она может дать то, чего нам не хватает в жизни, – писал Крис Хеджес, военный корреспондент с многолетним стажем. – Война может дать нам цель и смысл. Находясь в самом центре конфликта, начинаешь осознавать всю пустоту и бессодержательность большей части своей жизни» [25].
Таких свидетельств слишком много, чтобы их игнорировать. Но что они означают? Неужели у всех людей есть врожденная тяга к насилию? Неужели группы воюют, потому что получают от этого наслаждение? Врожденный вкус к разрушению, который Зигмунд Фрейд называл инстинктом смерти, должен сужать диапазон переговоров просто потому, что средний член группы получает удовольствие от причинения вреда противнику.
Представление о том, что война – это древнее и естественное состояние человечества, существует довольно давно. Если те, кто так считают, правы, человечеству следует научиться строить общества так, чтобы сдерживать самые худшие порывы толпы. Некоторые предлагают направить этот инстинкт на что-то менее разрушительное типа жестоких видов спорта, страшных зрелищ или выбора козлов отпущения. В частности, об этом пишет Рене Жирар, известный историк, литературовед и философ, По его мнению, у человека есть врожденная склонность к соперничеству, ревности и ссорам, которая толкает нас к войнам и другим кровопролитным конфликтам. К счастью, у нас есть предохранительный клапан. Жирар проанализировал историю и художественную литературу на протяжении веков и выявил повторяющуюся тему: козлы отпущения и ритуальные жертвоприношения. Он задался вопросом: почему многие общества находят, обвиняют и обрекают невинных людей на смерть? Ответ, по мнению Жирара, таков: насилие в отношении невиновных имеет смысл, так как направляет худшие инстинкты на более безвредные действия и восстанавливает гармонию в обществе. Если бы у людей не было такого предохранительного клапана, они бы направляли свои деструктивные инстинкты на гораздо более кровопролитные войны [26].