Я научилась плавать в пятилетнем возрасте по той простой причине, что мои родители не хотели, чтобы я утонула: в ванне, в бассейне на соседском дворе или на морском побережье. Ребенком, выросшим в Джонс-Бич, я много времени проводила в воде на глубине метра с небольшим у кружевной кромки Атлантического побережья. Ясно вижу эту картину: мы с братом и кузенами прыгаем на мелководье, дожидаясь, когда накатит волна и наши ноги оторвутся от дна. Пользуясь руками как рулями, мы маневрируем вдоль волны, рассыпающейся и оставляющей нас на пенной границе, там, где вода встречается с песком. Мы встаем, хохочем, и все повторяется.
Нас, да и всех остальных завораживает эта колышущаяся масса воды. В знойный выходной день здесь, в Джонс-Бич, могут собраться сотни тысяч людей. Спасатели сидят на наблюдательных вышках, следя за толпами отдыхающих через зеркальные солнцезащитные очки.
Подобный день на берегу напоминает нечто первобытное – как будто животные устремляются к водопою. Вода – магнит для всей этой необъятной толпы. Я наблюдаю за тем, как люди окунаются. Одни приходят только освежиться: напряженное погружение – и сразу на выход. Другие задерживаются дольше, покачиваясь на воде, плескаясь и плавая. Всегда найдутся те, кто сторонится воды и вообще не заходит в нее. Тем не менее они приходят сюда, загипнотизированные пульсом океана, оживая среди шума прибоя и запаха соленого воздуха.
Я рано почувствовала притяжение воды: соскальзывание в радостное погружение, нарастающее чувство невесомости, привилегированный доступ в беззвучный подводный мир. Этот доступ был дарован мне там, в Джонс-Бич, где мы проводили долгие часы неподалеку от наших мам и их полотенец в голубой цветочек. Между купаниями мы возились и закапывали друг друга в песок. Мне нравилось, что океан как будто дышит, безмятежно-неподвижный в одно мгновение и вздымающийся в следующее, перемещая нас своей пульсирующей массой то к горизонту, то от него. Однажды накатила большая волна и шлепнула сзади. Меня неожиданно опрокинуло вверх тормашками – и вот я в жидкой зеленой комнате, где клубится песок. Изо всех сил плыву в никуда. Где верх? Метр двадцать – небольшая глубина, но этого хватит, чтобы утонуть.
Время замедлилось. Я гадала, сколько еще выдержат мои горящие, жаждущие воздуха легкие.
Время вновь пошло, когда что-то вдруг ударило меня по голове – это был кузен, плывущий в каком-то полуметре. Осчастливленная этим ориентиром, я выбралась на поверхность – волосы обвивали мое лицо, словно водоросли, – и, ошарашенная, глотая воздух, я огляделась. Поняв, что никто не заметил, что со мной случилось, я сделала вид, будто ничего и не было. И сразу же вернулась в море.
Что могло вызвать эту добровольную амнезию? Что было настолько привлекательным в воде, чтобы простить морю попытку убить меня, причем так быстро? Почти каждый год какое-то количество людей тонут на пляжах Лонг-Айленда. В то время я была всего лишь начинающей пловчихой, снова и снова возвращающейся за магией. За иллюзией, будто стихия, не являющаяся домом для людей, таких, как я, – моя родная среда.
Пережитое в тот день осталось со мной навсегда. Три десятилетия спустя я – взрослый человек, плавающий для удовольствия и тренирующийся почти ежедневно, – тем не менее задаюсь вопросами о глубинных, примитивных инстинктах, которые нами движут. Нас притягивает парадокс воды – источника жизни и смерти, и мы отыскали бесчисленное множество способов вести себя в ней. Не каждый человек – пловец, но у каждого есть история, приключившаяся с ним в воде. Столкнувшись с таким универсальным случаем, – а он универсален: независимо от того, есть ли у вас страх воды или нет, любите ли вы ее или избегаете, в какой-то момент жизни вы с ним столкнетесь, – мы напрягаем мышцы, что помогут нам выжить, с чувством тихого удовлетворения и радости: мы проявили стойкость в этой среде. Все мы прыгаем в бассейны, стремимся к оазисам, погружаемся в воду в поисках той приманки, что увлекает нас в глубину. Это исследование мира. Идемте плавать!
Давайте начнем с моллюска.
1
Пловцы каменного века
Морское ушко не хочет отрываться от скалы. На глубине пяти метров я подсовываю под раковину стальной нож, вводя его между жилистой ногой моллюска и камнем, к которому он крепится, и надеюсь услышать обещанный хлопок. Тишина.
Я делаю еще одну попытку, воздух начинает пузырьками выходить из носа из-за усилий удержаться на одном месте вопреки потокам, болтающим меня туда-сюда. По-прежнему тишина. Этот моллюск, очевидно ощущая мое присутствие, плотно присосался к своему месту. Я убеждаюсь, что после этого его практически невозможно оторвать.