Что означает этот успех неоконсерваторов? Преходящую моду? Или предзнаменование еще одного «выпадения» России из Европы? Увы, историография прошлых веков и впрямь не помогает нам ответить на эти вопросы. За одним, впрочем, исключением. Словно бы предвидя, что потомству еще не раз предстоит на них отвечать, один из самых замечательных мыслителей России Петр Яковлевич Чаадаев именно над такого рода вопросами и размышлял в последний год своей жизни.
Имея в виду, что записывал он эти размышления в канун Крымской войны, больше всего занимал его, естественно, вопрос о том, кто опаснее для будущего страны – правительство, не устоявшее перед соблазном бросить вызов Европе, или тогдашние «новые учителя», которые, подобно своим нынешним эпигонам, готовили то, что назвал он «переворотом в национальной мысли», антиевропейской революцией в умах, сделавшей этот вызов неизбежным? Послушаем Чаадаева.
«Нет, тысячу раз нет – не так мы в молодости любили нашу родину. Нам и на мысль не приходило, чтобы Россия составляла какой-то особый мир... В особенности же мы не думали, что Европа готова впасть в варварство и что мы призваны спасти цивилизацию посредством крупиц этой самой цивилизации, которые недавно вывели нас самих из нашего векового оцепенения. Мы относились к Европе вежливо, даже почтительно, так как знали, что она выучила нас многому и между прочим нашей собственной истории».
Сравним это с воинственной риторикой Нарочницкой и увидим, как неузнаваемо изменились сами ценности российского общества, не говоря уже о его отношении к Европе, после николаевского «переворота в национальной мысли». После того, как, говоря словами Чаадаева, «мнимо-национальная реакция дошла у наших новых учителей до степени мономании». В результате чего «они не задумались приветствовать войну, видя в ней начало нашего возвращения к хранительному строю, отвергнутому нашими предками в лице Петра Великого».
Что до правительства, то оно «слишком невежественно и легкомысленно, чтоб оценить или даже просто понять эти ученые галлюцинации». Но зато «убеждено, что как только оно бросит перчатку нечестивому и дряхлому Западу, к нему устремятся симпатии всех новых патриотов, принимающих свои смутные надежды за истинную национальную политику... Этим и объясняются роковые просчеты, допущенные правительством в настоящем конфликте». (20)
Едва ли может быть сомнение, что действительными виновниками этого трагического конфликта считал Петр Яковлевич именно «новых учителей» с их националистической мономанией. Просто потому, что именно они сделали ошибки невежественного правительства необратимыми. И подготовленный ими антиевропейский переворот в умах сделал их «ученые галлюцинации» самоубийственной политикой России.
Если Чаадаев был прав, то успех неоконсервативной пропаганды у «высокопоставленных сотрудников» должен вроде бы насторожить всех, кого беспокоит возможность нового «выпадения» России из Европы. Увы...
ФОРМУЛА «ВЫПАДЕНИЯ»
Как бы то ни было, горькая жалоба Федотова да провидческие уроки Чаадаева – вот, собственно, и всё, что оставили нам в наследство историографические баталии последних столетий, чтобы попытаться ответить на главный вопрос российского будущего. Дело, однако, выглядит совсем не так безнадежно, если попробуем мы обобщить опыт всех перекрестков, на которых истории-страннице приходилось соглашаться на «выпадение» России из Европы, и выяснить, при каких условиях оказывались они возможны. Это и попытался я сделать в своей трилогии. И получилась у меня в результате в некотором роде формула такого «выпадения». Пять условий, оказывается, должны совпасть, чтоб оно стало реальностью. Вот эти условия.
Во-первых, нужен для этого сильный Лидер, уверенный как в превосходстве России над Европой так и в своей способности доказать это превосходство на поле брани (или, по крайней мере, в открытой конфронтации).
Во-вторых, нужен авторитетный Идеолог, способный убедить Лидера и политическую элиту страны, что Европа (еретическая ли, как в XVI веке, революционная ли, как в XIX, или, напротив, буржуазная, как в XX) смертельно опасна для России. И потому единственным способом самосохранения Державы является «переворот в национальной мысли» (Для Ивана IV, например, такую роль сыграл митрополит Даниил, для Николая I – Н.М. Карамзин, для Сталина – Отдел пропаганды ЦК ВКП(б).