Де Ту ошибался. Он не знал, что по тогдашним посчетам до 800 тысяч человек погибло и было уведено в плен татарами только после их похода на Москву в 1571-м. Учитывая, что население тогдашней России составляло около десяти миллионов человек, получается, что жизнью каждого десятого, тяжелейшими территориальными потерями, неслыханным национальным унижением расплачивалась поставленная на колени страна за попытку своего царя осуществить первый в истории Русский проект.
Как сырьевой рынок и как удобный способ сообщения с Персией она, конечно, никуда не делась и после Ливонской войны. Перестала она существовать лишь как один из центров мировой торговли и европейской политики. И не в том беда была, что её больше не боялись, а в том, что перестали замечать. Из европейского Конгресса исключили Москву еще в 1570 году в Штеттине, в разгар Ливонской войны. (26) Еще хуже было то, что, как пишет один из лучших американских историков России Альфред Рибер, "Теоретики международный отношений, даже утопические мыслители, конструировавшие мировой порядок, не рассматривали больше Москву как часть Великой Христианской Республики, составлявшей тогда сообщество цивилизованных народов". (27) Вот же чем объясняется замечание М. Андерсена, на которого мы ссылались в начале, что в XVII веке знали о России в Англии меньше, чем за столетие до этого. Короче, первая попытка обрести статус мировой державы привела не только к полному разорению страны, но и к отлучению её от цивилизации.
Тут мне, наверное, самое время отказаться от выводов. Ибо в противном случае пришлось бы констатировать, что интересы интеллигенции, от имени которой я пытаюсь здесь говорить, действительно каким-то образом совпадают с национальными интересами России.
"ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ КОШМАР"
Так, по крайней мере, свидетельствуют факты. Но не так думали русские историки. Их заключение было прямо противоположным. От одного из них вы могли услышать, что именно в своем решении выступить против Европы "Иван Грозный встаёт как великий политик" (И.И. Смирнов). От другого, что именно в Ливонской войне "встаёт во весь рост крупная фигура повелители народов и великого патриота" (Р.Ю. Виппер). От третьего, что царь "предвосхитил Петра и проявил государственную проницательность" (С.В. Бахрушин).
Это всё советские историки. Но ведь и подавляющее большинство их дореволюционных коллег придерживалось аналогичной точки зрения. И уж во всяком случае никто из них никогда не интерпретировал Русский проект Грозного царя и Ливонскую войну как историческую катастрофу, породившую евразийское самодержавие. Никто даже не попытался серьезно рассмотреть альтернативы этой войне, словно бы "поворот на Германы" был естественной, единственно возможной для России стратегией в середине XVI века.
Почему?
Для меня этот вопрос имеет столь же драматическое значение, как и вопрос о причинах катастрофы. В самом деле, о жизни Ивана Грозного и его характере, о его терроре и опричнине написана за четыре столетия без преувеличения целая библиотека: статьи, монографии, памфлеты, диссертации, оды, романы - тома и тома. И нет в них примиренных коллизий. Шквал противоречий, неукоснительно воспроизводящийся из книги в книгу, из поколения в поколение, из века в век - вот что такое на самом деле Иваниана.
Всё, что историки, романисты, диссертанты и поэты думали о сегодняшнем дне своей страны, пытались они обосновать, подтвердить, подчеркнуть или оправдать, обращаясь к гигантской фигуре Ивана Грозного. Русская история не стояла на месте. И нею двигались интерпретации, апологии, обвинения и оправдания ключевого её персонажа. В этом смысле тема Грозного царя в русской литературе есть по сути модель истории русского общественного сознания (даже в одном этом качестве заслуживает она специального исследования и потому именно Иваниане посвящены заключительные главы этой книги).
Много раз на протяжении русской истории лучшие из лучших, честнейшие из исследователей признавались в отчаянии, что скорее всего загадка Ивана Грозного вообще не имеет решения. И потому не может иметь конца Иваниана. По крайней мере до тех пор, покуда не закончится история России.