Теперь, на перепутье, оказалось, что славянофилы боготворили «народ», а образованное общество презрительно обзывали «публикой», были уверены, что в народе таится некая первозданная мудрость, которой публике предстоит еще у него учиться, ибо по словам Константина Аксакова, «вся мысль страны сосредочена в простом народе». Короче, они были первыми в России народниками или точнее, как назвал это Владимир Соловьев, «народопоклонниками».
Либералы, в отличие от них, стояли за просвещение народа. Больше всего боялись они, что продолжение самовластья неминуемо радикализирует молодежь, и она до времени разбудит грозное «мужицкое царство». Лучше всех, пожалуй, выразил либеральное кредо, как ни странно, Николай Гаврилович Чернышевский: Народ наш невежествен, исполнен грубых предрассудков и слепой ненависти ко всем, отказавшимся от его диких привычек. Потому мы против ожидаемой попытки народа сложить с себя всякую опеку и самому приняться за устройство своих дел. Мы готовы для отвращения ужасающей нас развязки забыть все – и нашу любовь к свободе и нашу любовь к народу».
Если иметь в виду, что единственным другим кандидатом в «идеи-гегемоны» на тогдашней политической сцене были страстные ненавистники реформ, ретрогады, выбор у царя-освободителя был небольшой. Так стали малозаметные еще вчера славянофилы преобладающей силой в редакционных комиссиях по подготовке Великой реформы. С этого все и началось.
Александр Янов. История русской идеи. Первая статья цикла
Source URL: http://www.diletant.ru/articles/17576965/?sphrase_id=766659
* * *
История русской идеи. Третья статья цикла
20 мая //11:46
Копья в прессе времен Великой реформы ломались главным образом из-за того, как освобождать крестьян – с выкупом или без выкупа, с существующим земельным наделом или с «нормальным», т.е. урезанным в пользу помещиков. Короче, из-за того, превратятся ли крестьяне в результате освобождения из крепостных рабов в «обеспеченное сельское сословие», как обещало правительство, или, напротив, «из белых негров в батраков с наделом», как предсказывали оппоненты.
И за громом этой полемики прошло как-то почти незамеченным, что «власть над личностью крестьянина сосредоточивается в мире»,т.е. в поземельной общнне (той самой, заметим в скобках, от которой полвека спустя попытается освободить крестьян Столыпин). Другими словами,как заметил историк Великой реформы, «все те государственно-полицейские функции, которые при крепостном праве выполнял даровой полицмейстер,помещик,исполнять должна была община» .
Интересный человек поставлен был императором во главе крестьянского освобождения.Ещё недавно генерал Яков Ростовцев публично объяснял, что «совесть нужна человеку в частном домашнем быту, а на службе её заменяет высшее начальство». Теперь он писал: «Общинное устройство в настоящую минуту для России необходимо. Народу нужна ещё сильная власть,которая заменила бы власть помещика» Выходит, мир и впрямь предназначался на роль полицмейстера.
В глазах закона крестьянин был мёртв . Он не был субъектом права или собственности, не был индивидом, человеком,если угодно. Субъектом был «коллектив», назовите его хоть миром ,хоть общиной, хоть колхозом. И пороть крестьянина тоже можно было по-прежнему, разве что не по воле барина на господской конюшне, а по распоряжению старосты. Мудрено-ли , что историк реформы так коментировал это коллективное рабство «Мир как община времён Ивана Грозного гораздо больше выражал идею государева тягла ,чем право крестьян на самоуправление».
Ничего этого ,впрочем ,не узнали бы вы из писаний славянофилов. Именно в вопросе закрепощения крестьян общинам впервые испытали они свою силу как будущей «идеи – гегемона»..Ибо коллективизм, в котором без остатка тонула личность крестьянина ,как раз и был ,по их мнению, «высшим актом личной свободы».Как писал Алексей Хомяков, «Коллективное начало составляет основу, грунт всей Русской истории , прошедшей, настоящей и будущей».Мир для крестьянина «есть как бы олицетворение его общественной совести, перед которым он выпрямляется духом; он поддерживает в нём чувство свободы, сознание его нравственного достоинства и все высшие побуждения, от которых мы ожидаем его возрождения».
Я не стану возражать,если читатель сочтёт,что в славянофильских тирадах явственно ощущается что-то от 1984 –го Джорджа Оруэлла: « Рабство- есть свобода». Особенно, если сопоставить их со свидетельством очевидца. Александр Энгельгардт был не только профессором, но и практикующим помещиком. В своих знаменитых «Письмах из деревни», бестселлере 1870-х, он буквально стер славянофильскиий миф с лица земли. Вот как выглядели «высшие побуждения» крестьянина в реальности.